Татьяна Мудрая - Злато в крови

— Понимаю. Но ведь это и труднее всего. Тем более, что сорвано так много завес и порвано так много живых человеческих связей.

— Мы составляем свою единую сеть благодаря Священной Сущности, переданной от нашей недостойной прародительницы по имени Акаша двум сестрам-близнецам.

— Да, я читала. Весьма похоже на устройство пчелиного улья. Стерильные рабочие пчелки. Единый сверхразум. И в особенности — психология прежней царицы: мужиков-трутней вон из улья на мороз или там на солнышко… А теперь у нас в дому королев — целых две половины одних близнецов, и они, по счастью, прекрасно между собой ладят.

Я продолжал, силясь побороть тяжкие воспоминания о той, которую я оберегал, которой был так глупо предан и которая сама меня предала:

— Предупреждаю тебя, что пламя может повредить тебе куда больше, чем смертному. Ну, а про солнце ты знаешь не меньше меня.

— Еще одно, может быть, самое для тебя опасное. Даже такой стойкий дух, как твой, и, может быть, более всего твой, подвержен усталости. Многие молодые отвергают Вечность, не успев даже понять, что она такое, и уходят в огонь или на утреннее солнце. Старшие впадают в глубокую спячку, даже ступор; своего рода кризис, из которого проблематично выйти.

— Очень похоже на депрессию родильниц. Но они… мы оттого не умираем.

— Верно. Однако и сопротивляться уничтожению не можем.

— Остается смиренно принять вечность — хотя я бы ее так не назвала — как мой непреложный путь.

Потом она поблагодарила.

И действительно пошла своим путем. После тех двух первых охот — со мной и до того с Роланом — она стала ходить одна. Скрытность, вполне обычное дело для нашего народа, по внешнему виду граничила у нее с паранойей: ни слова, ни звука, ни знака. Вмешательство во внутренние дела, как говорили ее взгляды и жесты. И умений своих, когда они прорезались, нам не выдавала — почти. Очаровывала ли Селина своих жертв, оттого я не могу сказать, этот Дар вообще редок. Но вот Ролан не оставил меня почти сразу, как он обычно делал, а, напротив, перетащил сюда то свое семейство, двух занятных молоденьких бессмертных, которых я ради него превратил из обыкновенных людей; ибо от неприязни к Селине он круто свернул в сторону иронического обожания. Город на Неве надоел нам, кстати, скорее, чем общество друг друга: Сибилла увлеклась экспресс-преподаванием музыки, а мальчишка Бенони — теми искрометными новообразованиями, которые так и рвались со свежих уст нашей неофитки.

Я не льстил себя надеждой, что созданное мною Дитя Крови будет обладать особенной силой. Но относительно Селины просто невозможно было ничего предугадать: все наши дарования проявлялись в ней необыкновенным образом. Одно я понял почти сразу: она слишком горда, чтобы жить на тех условиях, которые будут представляться ей постыдными, всевозможные обходные маневры обрекут ее на постоянный риск, однако риск может развить и талант. Да, поистине, гордыня есть источник всех пороков, но гордость — мать всех добродетелей, как любят говорить в Динане.

Теперь ее звали, между прочим, Селина Визель. По предъявлении ему нового паспорта, еще более безупречного, чем старый, Ролан съязвил:

— Селина Хорек. Не эстетно.

— Селина Ласка, — вежливо поправила она. — Даже не думай меня за грелку держать. Ласочка. Белетт по-французски. «Кола Брюньона» знаете?

Разумеется, все мы помнили: прелестная возлюбленная героя, с которой он встречается в глубокой старости, ее и своей. Я, в дополнение к этому, наткнулся в Интернете на высокоумный реферат, где исходя из многих символов выводилось, что упомянутая последняя встреча происходит на кладбище в День всех Святых и что Селина давно мертва и похоронена, а Кола в последний раз убегает от смерти, принявшей ее облик.

— Ласка чешет гривы лошадям и плетет косицы. И скачет на них, — объяснила Селина.

«И пьет из них кровь», — добавил я про себя.

Все мы были богаты и наряжали Селину, как новую игрушку. Она и сама, как мы поняли, была не из бедных, как и все мы, любила богато рядиться, но ее вкусы были поляризованы: либо униформа, либо маскарад. Естественно, мы развивали в ней последнее, что было благодарной задачей: природная грация ее тела, казалось, исходила из самого корня души. И когда она, отлично проведя очередную ночь, ближе к утру являлась в наше маленькое собрание, мы по одному звуку и окраске ее шагов угадывали сегодняшний стиль.

Четкая дробь небольших каблучков. Слегка торопливая поступь. Свободный черный или серый пиджачок и такие же брюки, кружевная блуза, многослойная барсетка в руке — юная бизнес-леди.

Почти неслышная мягкость шага, плавный и точный ритм, шелест и тихий свист богатой шелковой ткани. Плотная синяя юбка до щиколоток, мягчайшая палевая рубашка с прошвами — до середины бедер, большая сумка из какого-нибудь экзотического материала — гобелен, рисовая соломка, деревянные бусы и стеклярусная бахрома — через плечо. Розовато-желтый батист оживляет цвет щек, синева задает тон глазам, сумка показывает, что перед вами свободный интеллигент, не обремененный ни работой, ни особыми денежными средствами, завсегдатай элитарных клубов, театров, музеев, художественных презентаций (с маленькими бутербродами и рюмками на подносике; из тех, что вливают свежую кровь в тело искусства) и прочих «модных тусовок».

Неспешный, ровный шаг, до неправдоподобия четкий, великолепно слышимый, невольно совпадающий с биением вашего сердца. Стиль «бремя белого человека». Серый, в обтяжку, китель с широким кожаным поясом, такие же штаны, свободные в бедрах и заправленные в любимые мягкие полусапожки, иногда круглая барашковая шапочка и накидка вроде мушкетерского плаща, но без нагрудной части, той, которая с крестом. Вторая кожа.

Как-то ее походка показалась нам совершенно чужой: почти неслышная, вкрадчивая, томная, ее сопровождал легчайший звон, слитый с мускусным ароматом, каждое движение становилось провозвестником некоего чуда. То было полное праздничное облачение лэнской или эроской мусульманки: изумрудная туника из тяжелого и гибкого шелка, шаровары, такие же, но темнее оттенком, бледное золото узких вышивок, драгоценные камни запястий и ножных браслетов, а поверх всего — здешний хиджаб в тоне и стиле туники: глубокий, до плеч, колокол, украшенный спереди, на самом лице, чем-то вроде пестрой бабочки.

Я забыл пояснить, что к этому моменту мы перебрались в маленький городок в предместье Лэн-Дархана. Селина делала большую рекламу стране Эро, но я как старший воспрепятствовал: гореть в аду, что нам, по всей видимости, суждено, можно и без прижизненных репетиций на раскаленной глиняной сковородке. А что пресловутый хиджаб — самая лучшая маскировка для наших дам и уместна как раз в Эро и его предгорьях, до этого мы сразу додумались.