Татьяна Мудрая - Злато в крови

Он терпеливо выслушал мою тираду.

— Во что это вылилось конкретно, да еще если учесть местную доминанту в воспитании, ты отчасти видел. Бойтесь динанцев, дары приносящих, как говорится. В дому полный поросятник: сплошняком идут мелкие мухоеды и прочие хвостики. Хвостик — это половозрелая звериная киса, но человеческих тоже навалом. Котов, кобельков и простых пиплов тоже. Отборные деликатесы лопают, будто прямо счас из вузовской тошниловки. Коллекционные вина жрут как из пистолета. Классный музон гоняют без наушников и включив на полную вампирскую громкость, это при том, что у доброй половины из них — стандартизованные человеческие уши. Не приличный семейный очаг, а помесь булкотряса с бутыльболом. Сто дней Содома и полное Ватерлоо под конец! Ватерлоо, разумеется, — моё с Ройан.

Он помолчал, вцепившись в свои белокурые патлы.

— Ты извини, что я тебя гружу. Задрало меня. Ох, уж этот мне молодежный сленг — точно блохи какие, так на тебя и прыгает.

— Да я что, я привычный, — утешил его я. — Думаешь, в подземье сильно по-другому, чем в задверье?

— Дальше. Мы знали, что ей не иметь потомства, по этой причине нам специально разрешили дать ей нашу двоякую Кровь. Продлить ее личную жизнь. Но она хотела детей, много ребятишек, а поскольку она по паспорту местная гражданка в минимально подходящем возрасте, ее права соблюдают весьма строго. Что не так — ее у нас отнимут. У, шантажистка!

Пока врачи радостно изобретали ей гомункулов и знакомили с суррогатными мамашами, всё было ничего. Только ей ведь сына от плоти занадобилось. Выращенного в специально сформированной мускульной складке. А что далее, — ну, ты сам видел и на своей шкуре испытал.

— Ты предъявишь мне претензии за то, что именно я ее обессмертил? — холодновато спросил я. — Или за последуюший горячий секс?

— Нас не было рядом, — почти простонал он. — Хорошо еще, что дела, а не развлечения. Потом она не разрешила сообщить, куда едет, а позже нас не пустили ни в родилку, ни в операционную.

— Это ведь она, а не вы с супругой, понудила врачей перевезти меня на вашу дачку, — проговорил я. — Вы бы так и оставили: я же всем говорил, что смертник и дальнейшее мне без разницы.

— Не слушай меня, она ведь такая хорошая, — бормотал Грегор. — И вся ее компания неформалов тоже. Наркоты не потребляют, спидоносительством не занимаются, а если и шумны несколько, то от первопроходческого азарта. Просто я в это сообщество четко не вписываюсь. Никакая прививка от современности не спасает. Ты ведь это еще когда предсказывал в разговоре с нашим Луи.

Сия фуга на два голоса могла бы продолжаться бесконечно.

— Ладно, пролетели, — Грегор махнул рукой. — Возможно, ты и дальнейшее скушаешь с твоим обычным хладнокровием. Что такое дети-«моррисы», не слыхал? Формально, по свидетельству и теперь по паспорту, она девчонка. Маурисия Л'Эстен. Удобное, кстати, словцо — «формально». По форме и внешнему виду. Хромосомы типично мужские, гормональный фон женский, крошечная вагина и полное отсутствие матки и яичников: одни недоразвитые семенники. Гипертрофия клитора.

— Меня это отнюдь не шокирует, — перебил его я, — после того, как я стольких выпил до смерти или сжег своим Пламенным Даром. Только не воображай, пожалуйста, что твоя приземленная физиология для меня полный кайф.

— Мужиков не любит за грубость, хороводится с девицами, — продолжал он, — ты у нее первый почин. Ну и пускай, нравы сейчас вольные. Я настаиваю, чтоб она хотя бы одевалась по-женски. Компромисс в лице унисекса меня и мамочку не устроил, шотландский флаг на бедрах носят самые сексуальные дедуси в Европе, но уж никак не бабуси, зато саронг был успешно опробован: говорит, хорошо для отдыха, хоть и не для развлечений. Незадолго до запланированной беременности увидела в Афинах развод караула перед парламентским дворцом и вот увлеклась новогреческой модой. К тому, что ты видел, еще гольфики с кисточками положены и берет. Невежды знай воображают себе, что это прелестный девичий костюмчик, а она тихо посмеивается.

— Ну и что?

— В приватной беседе специально применяем русский язык, в известном смысле исключительный по идиотизму. В нем прошедшее время единственного числа склоняется по роду, а не спрягается. Говорят, в дальней дороге глагольную связку потеряли. Так наша Мавруша и тут изворачивается: использует безличные конструкции, второе лицо, как коронованная особа, настоящее время и так далее. Определяет себя существительными общего рода: забияка, недотрога, гуляка, неженка. Виртуозна до помрачения моего остаточного разума.

— Да уж ладно, — рефлектировал он, уткнувшись головой мне в плечо. — Позволю я вам, номинально разнополым, жениться, если она как следует на меня надавит и не побоится вскорости овдоветь. Отпущу ее в твоей темнице посидеть — тебе же любые привилегии дадут. Если не захотите брака, так живите, непроштампованные, лишь бы на радость вам было. Но если ты хоть на тонкий волос погрешишь против нее, я тебя — не убью, конечно, с какой стати мараться, — но навечно пришпилю к крышке своей личной вампирской усыпальницы, точно гипсовый барельеф. Понял?

— Понял и согласен, — улыбнулся я.

— Ну, я пошел готовиться к твоей отправке, — поднялся он. — Перевозить тебя, когда уже нет нужды торопиться, придется под слоем земли, будто мы соблюдаем старинное поверье насчет вампиров, а не решение суда. И в старорежимном гробу. Хлопот не оберешься, одним словом.

— Увидеть ее дашь?

— Еще успеется. Незачем киндеру лишнюю потачку давать.

Это я только изображал холодную кровь. От слов Грегора у меня в голове поселилась целая пчелиная фабрика. В глубине души своей я помышлял об утонченном разврате, а получил законнейший алхимический брак. Я пожелал сестру мою невесту, а получил взамен…бззз… хорошенького юного братца.

И вот, оставшись один, я со стоном и ото всей души, от всего моего несытого сердца взмолился — нет, не Богу, всего лишь Странникам, — говоря, что отыскал для себя максимально приемлемый способ умерщвления, что их дело, разумеется, остается их делом, но я так бы хотел еще немного покрутиться на этом — одном-единственном в своем роде — дурацком свете. Они, я думаю, услыхали и немало посмеялись над моими словами: тем хрустально-чистым смехом, что описал в своем мемуаре Степной Волк».