Вирджиния Кантра - Бессмертное море

— Ты можешь приехать на обед, — решила она.

— Сегодня.

Она от досады поджала губы.

— Ладно. В шесть часов. Джунипер-Роуд, 18.

— Тогда увижу тебя там. — Он кивнул Заку. — Всех вас.

Взгляд Лиз метался между ними. Они были совсем не похожи, один большой, белокурый командир, другой костлявый и темноволосый. И все же что-то в форме их губ, линии плеч, тех странных, бледных, золотых глаз называло их отцом и сыном. Ее желудок упал.

— Возможно, было бы лучше, чтобы вы оба поговорили с ним, — сказал начальник полиции.

Возможно.

Лиз прикусила губу. А возможно, она совершает большую ошибку.

Морган стоял полуголый у раковины в своем номере, проводя лезвием ножа по лицу, чтобы убрать трехдневную щетину. Кожа финфолков была почти гладкой, но идя как человек, он должен бриться как человек.

Дверь его гостиничного номера распахнулась. Его рука замерла на мгновение, а затем продолжила внимательно двигаться вдоль его челюсти. Дилан Хантер, темный и разъяренный, влетел в комнату позади него.

— Во что, черт побери, ты играешь?

— В следующий раз постучи.

— Что? Ты же ждал меня. — Дилан бросил охапку одежды на широкую, белую кровать.

Морган положил нож и потянулся к полотенцу.

— Я предпочел бы не порезаться.

— Мне все равно, если ты перережешь себе горло, — сказал Дилан.

Морган встретил его пристальный взгляд в зеркале.

— Я вижу, что ты говорил со своим братом.

— Да. Он вызвал меня в свой офис, чтобы узнать, что происходит, и я должен был ему сказать, что понятия не имею.

— Я не отвечаю перед ним. Или тобой.

Скулы младшего смотрителя пошли пятнами.

— Это все еще моя территория. Моя сфера ответственности. У нас здесь было достаточно демонической деятельности, поэтому что-либо необычное делает моего брата раздражительным. Ты должен держать меня в курсе.

Морган подошел к кровати и вытащил из кучи пару футболок. К счастью, он и Дилан были почти одного размера, хотя тело Моргана было тяжелее.

— Принц приказал мне остаться.

— Чтобы восстановить силы.

— Да. — Он держал белую рубашку с пуговицами. — Лен?

— Хлопок. Натуральные волокна, так или иначе, как ты просил. Прочитай проклятую этикетку.

Он не нуждался в этикетке, чтобы знать, что будет неудобно. Он отбросил рубашку обратно на кровать.

— Что это за абсурдная история о давно потерянном сыне? — спросил Дилан.

Морган нашел тонкий мягкий черный свитер из кашемира или шелка.

— Не говори ерунды. Мальчик мой.

— У тебя есть ребенок. — В голосе Дилана звучало недоверие.

— Ты подвергаешь сомнению мою способность быть отцом?

— Нет, но… Ты и человеческая женщина?

Морган поднял брови.

— Не только селки могут трахаться с человеческими особями.

Он наполовину ожидал, что Дилан обидится. Его мать взяла человеческого мужа; Дилан — человеческую жену. Но селки только задумчиво поджал губы.

— Все равно, ты случайно встречаешься с ним сейчас. Здесь. На Краю Мира.

— Я зачал его шестнадцать лет назад в Копенгагене.

— Что делает его подростком, верно? Возраст Перемены.

— Так как было с твоей сестрой, когда она впервые вступила в свои силы.

— Ты думаешь, что он — финфолк.

— Я предполагаю. — Морган натягивал черную рубашку через голову. — Сегодня вечером я узнаю.

— А что потом?

— Не мне тебе объяснять важность потомства. — Не когда сам морской лорд пришел, чтобы отпраздновать рождение дочери-полукровки Дилана. — Наши люди умирают. Финфолки уходят под волну в гораздо большем количестве, чем селки. Дети — это выживание и сила.

— Дети — это дети. А что если мальчик не финфолк?

Морган пожал плечами.

— Тогда я не нуждаюсь в нем, а он не нуждается во мне.

Воспоминание о напряженном, белом лице Элизабет вспыхнуло в его уме.

«Бен был там, когда это имело значение. Зак все еще приспосабливается к своей утрате. Он не нуждается в еще одном срыве или еще одном разочаровании в его жизни. Он не нуждается в тебе».

Морган сжал зубы.

— А если да? — подталкивал Дилан? — Что ты тогда будешь делать?

Морган смотрел на него непонимающим взглядом. «Буду делать?» Их вид тек, как текло море. Если бы судьба дала ему ребенка, он бы принял его, как он принимал щедрость океана или дары волн.

— Я заберу его, — сказал Морган.

— В Святилище.

Ручеек недовольства прокатился между лопатками Моргана.

— Почему нет?

— В первую очередь, Люси не будет за тебя, если ты заберешь малыша куда-нибудь без его согласия.

— Я не отчитываюсь перед твоей сестрой.

— Тогда перед Конном. Он прислушивается к ней. Пареньку всего пятнадцать.

— Ты был моложе.

— Я был несчастен, — сказал Дилан откровенно. — И я сделал все возможное и невозможное, чтобы сделать всех вокруг меня тоже несчастными. У детей есть чувства, знаешь ли. Ситуация в Святилище достаточно сложная. Ты действительно думаешь, что сможешь управлять бригадой рабочих, если будешь нянчить какого-то подростка с плохим мироощущением?

Перспектива ужаснула его.

— Я не намеревался кого-либо нянчить?

— Тогда, прежде чем ты заберешь этого ребенка из единственной семьи, которую он когда-либо знал, ты лучше выясни то, что ты собираешься с ним делать, — сказал Дилан.

Морган глянул на Дилана с неприязнью. Все, что он хотел — это был шанс обеспечить свое потомство и поучаствовать во взаимно радостном соблазнении. Он не нуждался в этом полукровке селки, мутящем эмоциональную воду своим разговором о чувствах.

— Мальчик выживет, — сказал он коротко.

Они все выживут. Конн увидит это. Согласится с этим. Выживание — все, что имело значение.

Сытный запах цыпленка асопао, чеснок и лук, перец и чоризо, шел из кухни и следовал за мамой Зака вверх по лестнице и в его комнату.

«Пуэрториканская успокаивающая еда», — его папа Бен раньше говорил так каждый раз, когда мама готовила по одному из его семейных рецептов.

Зак фыркнул. Сегодня вечером мама действительно прикладывала все усилия. Потому что она думала, что он должен успокоиться? Или потому что тот парень придет на обед? Морган. Его биологический отец.

Она села на кровать Зака, наблюдая за ним, с печальным, терпеливым выражением лица, которое заставило его чувствовать себя так, будто ему было два года, и он был двух дюймов роста.

— Ты знаешь, ты можешь рассказать мне все, — сказала она, как будто она в это верила. Зак тоже хотел в это верить. Но он знал лучше. Он не мог сказать ей, что было действительно не так с ним. И таким образом, он не мог сказать ей вообще ничего.

Они уже прошли несколько раундов, его мама ударяла его комбинацией озабоченности и трусливых открытых вопросов, которые она взяла у консультанта, который приходил к ним домой. «Скажи мне, что произошло». «Как твое самочувствие?» «Что ты хочешь, чтобы было дальше?»