Ольга Матвеева - Ночные разговоры с ангелом

Из путешествия Фима вернулась загорелая, посвежевшая, полная энтузиазма. Только она очень соскучилась по разговорам со своим ангелом. Шурочка постоянно была рядом, поэтому разговаривать с ним приходилось только мысленно. Фима истосковалась по его низкому, густому голосу. Иногда она видела, как Вася прогуливался по пляжу в своих белых одеждах среди поджаривающихся тел и улыбался Фиме. Кроме нее никто его не замечал. По вечерам он развлекался тем, что подсаживался к разным компаниям в ресторанах и барах и подслушивал их разговоры. Фима видела, как он то хохотал, то сидел с мрачным видом, то изображал подчеркнутый интерес. Однажды он шепнул Фиме:

— Жаль, что ты не писатель. Я бы тебе столько сюжетов подкинул, пиши — не хочу. Такая жизнь у людей насыщенная. Вон та основательно поджаренная блондинка, например, мужу сказала, что едет с подружкой, любовнику, что с мужем, а сама поехала одна — искать приключений. Влюбилась тут в какого-то смазливого турка — фотографа, параллельно крутит роман вон с тем красномордым немцем и всерьез подумывает выскочить за него замуж и перебраться к нему в Баварию. Про то, что дома ее ждут два преданных мужчины, она уже и не помнит. Давно не встречал таких легкомысленных и любвеобильных особ.

— Васечка, а ты еще и сплетник. — Удивилась Фима. — Какая ты все же многогранная личность. Просто скопище мелких пороков.

— Да нет, что ты, я ж с литературной точки зрения. — Замялся ангел. — Жаль, что ты не писатель.

— Жаль, что ты не человек.

Когда она смотрела на влюбленные пары, сердце ее сжималось. Может быть, у них было не все так гладко, как казалось, но они могли мазать друг друга кремом для загара, ходить, держась за руки, по кромке прибоя, целоваться под палящим солнцем. Это ведь были такие обыкновенные вещи, такие естественные, такие доступные. А для Фимы они были несбыточной мечтой. Для Фимы они были за пределами реальности. Когда Фимину голову посещали такие мысли, ангел виновато улыбался и шептал беззвучно:

— Прости, я не могу тебе этого дать. Не могу. Но у тебя все это будет. Обещаю.

— Не нужно, — отвечала Фима ему мысленно. — Мне нужен только ты. Мне хорошо уже оттого, что ты рядом, что ты есть в моей жизни.

Однажды Фима заметила, как ангел сидел на краешке шезлонга у бассейна и сжимал голову руками. На лице было страдание. Казалось, он хочет принять какое-то решение. Просто Гамлет в отчаянной попытке понять: «Быть или не быть?». Как только ангел заметил, что Фима на него смотрит, он исчез.

Шурочка была счастлива. Она флиртовала направо и налево, многообещающе и призывно. Она купалась в мужском внимании, к ней возвращалось ощущение легкости, осознание собственной привлекательности и надежда, что произойдет чудо, и в ее жизни случится великая взаимная любовь. В отношениях с курортными ухажерами она останавливалась на стадии разговоров и томных взглядов, а потом совершенно безнаказанно исчезала — они с Фимой перемещались в другой отель. Вот они — прелести рекламного тура — можно сбежать по вполне объективным причинам. На Фиму мужчины тоже обращали внимание. Впрочем, так было всегда, но сейчас они не боялись подходить к ней и знакомиться, делать комплименты и даже непристойные предложения, признаваться в любви с первого взгляда. Фима была с ними доброжелательно холодна.

Шурочка удивлялась.

— Ты точно ненормальная. — Говорила она. — Мы же на отдыхе! Нужно развлекаться, наслаждаться, веселиться. А ты ведешь себя так, будто оставила дома горячо любимого мужа и хранишь ему верность. У тебя ведь никого нет.

— Никого. — Отвечала Фима и загадочно улыбалась. — Просто я не умею флиртовать. Да и не хочу. Зато мне безумно нравится наблюдать за твоими приключениями. Я набираюсь опыта.

Фима не могла флиртовать. Как только к Фиме приближался мужчина, рядом тут же возникал ангел и смотрел на него недобрым взглядом. Мужчина, конечно, этого не видел, зато видела Фима.

— Отелло просто невинное дитя по сравнению с тобой. — Возмущалась Фима мысленно. — А как же свобода личности? Как же доверие?

Ангел краснел, начинал извиняться, говорил, что не может ничего с собой поделать, что ему больно видеть, как к Фиме подкатываются эти грубые мужланы, которым от Фимы нужно только одного. Ну, того самого, чего он ей дать не может. Фима смягчалась. Ангел исчезал, но как только к Фиме подходил кто-то из грубых мужланов, он тут же вновь оказывался рядом. И после одной такой сцены Фима и увидела его сидящим на краешке шезлонга у бассейна с невыносимым страданием на лице.

Когда Фима вернулась домой, ангел снова стал спокойным, снова много шутил, паясничал и давал мудрые советы. Дома они были вдвоем. Здесь никто не посягал на Фиму.

В турагентстве дела шли неплохо. Клиентов становилось больше. Когда Светлана Васильевна от имени всего своего гурта благодарила Фиму и Таню за то, что они устроили им такой великолепный отдых (и когда она все это говорила, в голосе ее плескалась счастье), Фима поняла, что сейчас она занимается своим делом, что сейчас она на своем месте, что ей безумно нравится быть продавцом радости.

Шурочка закончила свои дизайнерские курсы, приступила к ремонту дедовой квартиры, но из журнала уйти все не решалась — совмещала, разрывалась. И так бы и разрывалась, не успевая толком выполнять ни одну, ни другую работу, если бы не маленькое чудо — на исходе июня ей позвонил один давний знакомый, с которым они вместе учились в художественной школе и предложил ей встретиться, дабы обсудить перспективы Шурочкиной работы в его конторе, которая занималась дизайном жилых и нежилых помещений. Шурочка этого своего знакомого не видела много лет. Звали его Никитой. Когда-то она была в него влюблена, детской первой любовью, посматривала на него тайком из-за мольберта, подкладывала ему кнопки на стул и отчаянно дразнилась. А он был с ней вежлив, а кнопки подкладывал другой девочке и дразнил тоже другую. Он был единственным из их выпуска, кто решился пойти в художественное училище и даже его закончил, и даже писал очень недурные картины, правда, потом переквалифицировался в дизайнеры. Когда Шурочка видела его в последний раз, столкнувшись случайно в художественном салоне, куда оба пришли покупать краски, он только начинал. Был немного оборванный, как и положено бедному художнику, вид имел несколько потусторонний, но крайне решительный. А Шурочка тогда работала на радио, была почти звездой местечкового масштаба, была кокетливо одета, блистала глазами, поскольку была в тот момент влюблена в очередного шалопая, впоследствии оказавшегося подонком. Она была рада видеть Никиту. Хотя бы из-за того, что тогда в детстве он ею пренебрег. А сейчас она стояла перед ним вся такая красивая, нарядная, успешная. Пусть видит, кого он тогда проглядел. Только Никита и в этот раз не проявил по поводу Шурочки никакого энтузиазма. Только спросил: