Ольга Матвеева - Ночные разговоры с ангелом

После обеда позвонила Леночка.

— Жива? — недовольно поинтересовалась она.

— Жива. — Ответила Фима.

— Вот и замечательно, так лень было к тебе тащиться. Тебе лучше?

— Значительно.

— Отлично, а у меня все хреново…

И Фима в течение четверти часа слушала Леночкины причитания по поводу начальника, который ее не ценит и не уважает, всячески ущемляет и перекрывает пути для творческого и карьерного роста, про Леночкиного бывшего, который отказался сходить с ней в кафе и выяснить отношения только потому, что его, видите ли, не отпускает жена, а раньше он на такие мелочи внимания не обращал.

Фима слушала, и ей тошно было слушать, и она думала, что, наверное, дружба вот это самое и есть: слушать, когда тебе тошно слушать и совсем не хочется слушать, но хочется, чтобы близкому тебе человеку стало легче хотя бы от того, что ты его выслушал. И Фиме было больно от того, что никто не желал выслушать ее саму.

Шурочка пригласила Фиму на обед. Поехали, конечно же, на Фиминой машине в одну кафешку, где подают суши — Шурочка была на перманентной диете.

За роллами с угрем Шурочка начала рассуждать, насколько такая вопиющая красота как у них с Фимой мешает жить.

— Ну, ты меня понимаешь, — говорила Шурочка, — потенциальное начальство относится подозрительно. Оно полагает, что природа, одарив такой красотой, не могла расщедриться еще и на незаурядный ум или талант. Или опасается конкуренции — умная и при том красивая женщина — это серьезный противник. Коллеги завидуют. Ну, не верят они, что с такой красотой можно быть неудачливой в любви или одинокой. Партнеры относятся скептически: не доверяют они красивым женщинам, считают их дурами. Когда понимают, что ты все же не дура, тоже начинают опасаться. Мужчины — это отдельная тема. Если они все же решатся к тебе подойти, познакомиться и завязать отношения, что считается верхом смелости, они уже на пятом свидании начинают паниковать на тему, что ты их умнее и успешнее. Тут же всплывают и начинают проявляться со всей силой все их комплексы. То есть если бы ты была просто красавицей и при этом дурой набитой, их бы все устраивало, они бы чувствовали себя королями, а ты была бы девочкой, которая идеально им подходит и соответствует их положению в обществе — симпатичная пустышка с длинными ногами, тонкой талией и смазливой мордашкой. Ничего больше, только статусная оболочка. Когда мужчины обнаруживают за подходящей оболочкой еще и личность, они пугаются. Ты знаешь, иногда я даже упрекаю Господа Бога, что он слишком щедро меня одарил. Иногда я говорю ему: Господи, почему ты не дал мне либо меньше красоты, либо меньше ума? У меня ни разу не было счастливой любви — все мужчины меня боялись. Таким как мы подойдут только мужчины состоявшиеся и очень уверенные в себе, а таких мало. Я так устала от беспросветного одиночества! Я так хочу влюбиться без оглядки и до беспамятства, и чтобы также влюбились в меня. Так я только в юности влюблялась, когда еще ничего не понимала.

Шурочка замолчала, затянулась сигаретой, отпила большой глоток зеленого чая. В уголках глаз сдержанно сверкнули слезы.

— Знаешь, а я еще вообще ни разу в жизни не влюблялась, и никто не влюблялся в меня. Тебе может показаться это нескромным, но иногда, когда я смотрюсь в зеркало, мне кажется, что мужчины должны сражаться из-за меня, драться на дуэлях. А меня никто даже на свидания не приглашает. Ты права, красота, в сочетании с умом настолько страшная сила, что никто не решается с ней связываться.

Шурочка посмотрела на Фиму с нескрываемым сочувствием:

— Только не говори мне, что ты еще и девственница.

— Ладно, не скажу. Только я даже не целовалась еще ни разу.

Шурочка посмотрела на Фиму с ужасом.

— А я-то, дурочка, еще тебе завидовала. Нужно срочно тебя портить. Ты слишком хороша для человека. Ты просто ангел.

Вечером в Фимину дверь позвонили.

Это было неожиданно — в гости к ней никто не ходил.

Фима подозрительно спросила:

— Кто там?

Она посмотрела в глазок. Единственное, что она отчетливо поняла, — перед дверью стоял мужчина.

— Сима, пожалуйста, откройте, — ответили ей.

Фима боялась открыть.

— Открой, — послышался шорох в ушах.

Фима открыла. На пороге стоял пожилой мужчина лет семидесяти пяти, удивительно похожий на ее отца.

— Здравствуй Сима, — сказал незнакомец, второй в жизни Фимы за последние три дня.

— Меня зовут Фима. — Сказала Фима.

— Твою бабушку все называли Симой. — Ответил незнакомец. — Ну что ж, это неважно, Фима, так Фима. Тоже красивое имя. Я могу войти, или мы будем разговаривать на пороге? — пожилой мужчина сжимал в руке пакет, в котором просвечивала бутылка шампанского и коробка конфет. Фима знала, что это так называемый джентльменский набор, но к ней еще никто не приходил с шампанским и конфетами.

Шорох в ушах сложился в слова: «Впусти его».

— Проходите. — Гостеприимно-испуганно сказала Фима. Незнакомец снял ботинки, огляделся в поисках тапочек. Гостевых тапочек у Фимы не было. Пришлось незнакомцу идти босиком. Фима провела его в гостиную. Принесла вазочку для конфет, два бокала.

— Откуда вы знаете мою бабушку? — спросила она, когда шампанское было открыто, и оба отпили по глотку.

— Не знаю, как тебе и сказать. — Замялся незнакомец. — Извини, Фима. Я забыл представиться — очень волновался. Василий Федорович. Я… — незнакомец замолчал и залпом выпил остатки шампанского в бокале. — Я… я… твой дедушка.

Теперь Фима выпила залпом остатки шампанского в своем бокале.

— Видимо, вам придется идти еще за бутылкой шампанского, чтобы вам хватило смелости доказать, что вы, действительно, мой дедушка, а мне хватило смелости вам поверить.

— Хорошо, но при условии, что ты меня снова впустишь.

— Обещаю.

— Знаешь, я тебе верю. Ты очень похожа на свою бабушку, она никогда не врала.

Василий Федорович вышел в прихожую. Надел свои ботинки, старомодное, но солидное шерстяное пальто и ушел.

— Вася? Что это? — закричала Фима. — Что это? Какой еще неизвестный дедушка? Откуда он взялся? Мало мне неприятностей?

— Потерпи, и ты все узнаешь. — Прошуршало ей в ответ.

Через десять минут Василий Федорович вернулся. Они снова чинно уселись в гостиной. Он снова разлил шампанское. Фима молчала, но смотрела на него вопросительно. Они выпили еще по бокалу.

— Когда она приехала в этот город, ей было тринадцать. Она была красавица, ничуть не хуже тебя. Мы учились в одной школе, но я все мечтал сбежать на фронт. Шла война. Мы все тогда были патриотами. Мы все тогда готовы были защищать свою родину. И я тоже. Сейчас больше уважают людей, которые смогли избежать обязанности защищать родину, но тогда все было не так. Сейчас сделали из Сталина врага. Таким, он, наверное, и был, но тогда все хотели защищать родину… И Сталина. Хотели, понимаешь.