Ольга Матвеева - Ночные разговоры с ангелом

— Понимаю.

— Твоя бабушка была такая красивая, такая умная, такая тонкая… Она была лучшая девушка на земле. Я влюбился в нее, а она в меня. Была война, и нам казалось, что мы не имеем права любить, не имеем права быть счастливыми. Ты понимаешь… Вокруг гибли люди, тысячи людей… Миллионы людей гибли. А мы были влюблены и счастливы. Мы были счастливы, но нас пригибало к земле чувство вины. Это была просто древнегреческая трагедия: борьба чувства и долга. А потом война закончилась. А потом твоя бабушка и ее семейство вернулись на Украину. Она тогда сказала, что если мы созданы друг для друга, то обязательно встретимся. Многие остались, но они уехали. Я… мне было невозможно плохо. Это было хуже, чем война. До сих пор, когда я вспоминаю ее отъезд, на мои глаза наворачиваются слезы.

Фима взглянула на Василия Федоровича. Слезы были.

— Мой отец 51-го года рождения, насколько я понимаю, тогда моя бабушка забеременеть не могла.

— Да, ты права. Ты умная девочка, такая же, как и Сима. Мы встретились спустя четыре года в Крыму. Видимо, это была судьба. Она тогда уже была замужем. Еще более красивая, еще более аристократичная, еще более одухотворенная. Мы встретились на променаде. Когда она увидела меня, она сделала вид, что не узнала, а я стал ее преследовать. И настиг. И она не устояла. Фима, ты должна ее понять. Она тоже все еще любила меня. Я умолял ее бросить мужа и уехать со мной. А она сказала, что не может оставить мужа, потому что он серьезно болен. Она сказала, что уйти от него сейчас — значит убить его. Она сказала, что не сможет жить с таким грузом вины. И она снова уехала, и я снова ее потерял, теперь уже навсегда.

— А почему она вышла замуж за другого, если любила вас? Почему она вас не искала, почему вы не искали ее?

— Я искал. Не так-то просто кого-то найти в стране, разрушенной войной. А она… Ее будущий муж в нее влюбился… Он ведь болен был уже тогда… Она решила, что своим отказом его убьет. Ты же знаешь свою бабушку, она всегда была готова принести себя в жертву. — Василий Федорович задумчиво смотрел на картину на стене. — Она была права — мы все же встретились. Всего несколько дней, но были вместе. Серафима была необыкновенная женщина. Всегда казалось, что с ней связана какая-то тайна. Я до сих пор не понимаю, как мы встретились тогда в Крыму, это ж сколько всего должно было совпасть. Тогда ведь поехать в Крым — это было такое же примерно приключение, как податься на Луну. Я ведь и не мечтал даже об этой поездке, и не собирался, и не планировал. А потом все как-то так сплелось, сложилось. Это было настоящее чудо. Мне тогда показалось, что кто-то там наверху решил устроить нам встречу. — Василий Федорович указал глазами куда-то в гипсокартонный потолок. — Это была, как сейчас говорят, мистика. Я могу поклясться, что слышал тогда странный шепот: «тебе нужно в Крым, тебя там ждут. Тебя там очень ждут».

Фиму мистикой уже было сложно удивить. Она даже была уверена, что встреча была тщательно спланирована и организована. Только вот зачем?

— Это очень трогательная история, но с чего вы взяли, что вы мой дедушка? И где вы были все эти годы? — спросила Фима.

— Я и сам не знал, что у меня есть еще один сын. Откуда я мог знать, если Симу я больше никогда не видел и не получал от нее никаких известий? — Василий Федорович тяжело вздохнул и приложился к шампанскому. — Адрес ее я нашел. Я писал ей длинные письма и складывал в ящик стола. Я их не отправлял — боялся ей навредить. А потом встретил девушку, которую не то, чтобы полюбил… Нет. Любил я тогда только Симу. С Надюшей мне было хорошо и спокойно. О Симе ничего не было слышно. Я перестал ждать. В общем, мы с Надюшей поженились. У нас родились дети, потом внуки. На пенсии уже был, когда мне пришло письмо от Симы. — Василий Федорович порывисто выпил шампанского, полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда листок бумаги, сложенный вчетверо. — Вот оно, это письмо. Прочитай, девочка.

Фима дрожащими руками развернула листок. Почерк был бабушкин — стремительный. Как будто рука хотела поспеть за полетом мысли, и ей это удавалось. Фима начала читать.

«Здравствуй, Василек!

Наверное, смешно называть Васильком взрослого серьезного мужчину, каким ты стал. Но для меня ты навсегда остался юным, прекрасным, страстным и немного сумасшедшим Васильком. Страшно представить, сколько лет прошло, а иногда кажется, будто только вчера это было. А потом ухватишь краем глаза свое отражение в зеркале, и понимаешь, были эти годы, были и утекли в никуда. Зря прошла моя жизнь. Зачем она была? Почему рядом не было тебя? Никого не могу в этом винить, только себя. Сама так решила.

Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет в живых. Я смертельно больна. Могла бы спастись, да не захотела. Ну да бог с ней, с моей жизнью.

Ты имеешь право знать, что у тебя есть сын. Когда мы вернулись домой из Крыма, я поняла, что беременна. Ты меня знаешь — врать никогда не умела, да так и не научилась. Мужу своему я все честно рассказала. Он сначала очень огорчился, а потом даже обрадовался, и когда Андрюшенька родился, он был счастлив. Ему даже легче стало. Я уж было даже подумала, что он сможет выкарабкаться из этой болезни — бывают же чудеса на свете. Но в этот раз чуда не произошло. Он умер, когда Андрюшеньке едва исполнилось два года. После смерти мужа прошел год, и я решила, что сейчас могу, наконец, быть с мужчиной, которого люблю, то есть с тобой, Василек. Я готова была купить билет на поезд и поехать к тебе. Я тогда все фантазировала, как я взбегаю по лестнице на третий этаж твоего дома, звоню в твою дверь, ты открываешь… Я даже представляла твое лицо — сначала изумленное, а потом расцветающее улыбкой. Как мне хотелось целовать твое родное лицо, как мне хотелось к тебе прижаться. Что-то меня тогда остановило. Я уже стояла в очереди за билетами на вокзале, когда меня буквально пронзила мысль: „Он уже женился! Ты опоздала! Ты опоздала!“. И уже в ту секунду я знала, что все так и есть, что я не ошиблась. В глазах у меня потемнело, я потеряла сознание. Очнулась, когда какой-то мужчина вдохновенно бил меня по щекам. Когда я открыла глаза, он смутился и извинился, а я пролепетала: „Спасибо, вы помогли мне придти в себя“. Я поплелась домой. Надежда, что ты еще свободен, продолжала теплиться во мне. Я написала письмо Зиночке. Помнишь Зиночку? Мы сидели с ней за одной партой. Я спросила ее о тебе. Когда от нее пришел ответ, я полчаса не могла решиться вскрыть конверт, а когда вскрыла… Ну ты и сам, наверное, уже все подсчитал. Ты уже был тогда женат, и твоя Надюша ждала ребенка. Вот и вся история. И до сих пор я не могу понять, как два человека, которые любили друг друга и хотели быть рядом, так и не смогли быть вместе. Я до сих пор не могу понять, почему так распорядилась судьба? И все же у нас есть то, что нас связывает — наш сын. Все эти годы я издали наблюдала за тобой. Зиночка сообщала мне новости о тебе. Я знаю, сколько у тебя детей и внуков, знаю о твоей работе. Я радовалась твоим успехам и огорчалась твоим неудачам. Такая странная получилась у меня жизнь — любить тебя издалека, не имея права даже приблизиться.