Кассандра Клэр - Город небесного огня

Эмм чувствовала. как воздух покидает ее легкие. Parabatai. Это было большое слово-для Сумеречных Охотников, одно из наибольших, заключающее в себе одни из самых сильных эмоций, что вы могли когда-либо иметь, наиболее значительные обязательства, что вы когда-либо могли дать другому человеку, в которых не было романтической любви или брака.

Она хотела сказать Джулсу, когда они вернулись в дом, хотела сказать ему, так или иначе, что когда у нее вырвались слова в офисе Консула, что они собирались быть parabatai, это было нечто большее, чем желание быть его parabatai.

— Скажи ему, — сказал тихий голос в ее голове. — Скажи ему, что ты сделала это, потому что ты должна была остаться в Лос-Анджелесе; скажи ему, что ты сделала это, потому что ты должна быть там, чтобы узнать, что случилось с твоими родителями, чтобы отомстить.

— Джулиан, — мягко позвала она, но он не шелохнулся. Его глаза были закрыты, темные ресницы трепетали на щеками. Полночный свет проникал внутрь через окно и очерчивал его белизной и серебром.

Черты его лица становились острее, теряя детскую мягкость. Она внезапно смогла представить, как он будет выглядеть, когда станет старше — широкий и мускулистый, — взрослый Джулиан.

Он будет красивым, подумала она, и девчонки будут окружать его со всех сторон, и одна из них заберет его от нее навсегда, потому, что Эмма его парабатай и это значит, что она никогда не будет одной из этих девчонок. Она никогда не будет любить его таким образом.

Джулс забормотал и заерзал сквозь прерывистый сон. Его рука была протянута к ней, пальцы почти касались ее плеча. Его рукав был завернут до локтя. Она протянула руку и осторожно нацарапала на его предплечье, где кожа была бледной и нежной, еще не отмеченной шрамами.

П-Р-О-С-Т-И М-Е-Н-Я,Д-Ж-У-Л-С, написала она, а затем села обратно, затаив дыхание, но он не почувствовал этого и не проснулся.

В воздухе начинали показываться первые теплые обещания лета: солнце светило, горячо и ярко, на углу Кэрролл-стрит и Шестой авеню, и деревья которые выстроились вдоль коричневого блока были массивными с зелеными листьями.

Клэри сняла легкую куртку на выходе из метро, и стояла в джинсах и майке напротив входа в Санкт-Ксавье, наблюдая, как двери открылись, и студенты высыпали на тротуар.

Изабель и Магнус прислонились к дереву напротив нее, Магнус в бархатном пиджаке и джинсах, а Изабель в коротком серебряном коктейльном платье, которое открывало ее руны. Клэри полагала, что ее руны тоже были довольно открыты: на ее руках, животе, где задралась майка, и на шее. Некоторые были постоянные, а некоторые лишь на время.

Все они отличали ее… Отличали ее не только от студентов, которые прощались, планировали идти в парк или встретиться по позже в Джава Джонсе, но и от нее самой… Той, кем она была когда-то. Одной из них.

Пожилая женщина с пуделем и в шляпе-таблетке насвистывала, идя по улице. Пудель подковылял к дереву, где стояли Изабель и Магнус; Старушка приостанавливалась, все-еще насвистывая что-то. Изабель, Клэри и Магнус были абсолютно невидимы для нее.

Магнус взглянул на пуделя свирепым взглядом, и тот попятился, скуля и утягивая свою хозяйку по улице. Магнус смотрел им вслед.

— Невидимый гламур имеют свои недостатки, — отметил он.

Губы Изабель изогнулись в улыбке, которая почти сразу исчезла. Когда она говорила, в ее голосе звучали сдерживаемые эмоции.

— Вот и он.

Клэри вскинула голову. Школьные двери вновь открылись, и три мальчика вышли на парадную лестницу. Она узнала их даже с другой стороны улицы. Кирк, Эрик и Саймон. Ничего не изменилось в Эрике или Кирке; она почувствовала жжение руны Дальновидения на ее руке, когда ее глаза скользнули мимо них. Она смотрела на Саймона, упиваясь каждой деталью.

Стоял декабрь, когда она в последний раз видела его, бледного, грязного и окровавленного в демоническом королевстве. Он повзрослел, стал старше, больше не застывший во времени. Его волосы отросли. Они падали ему на лоб и закрывали шею сзади.

Был цвет на его щеках. Он стоял одной ногой на нижней ступеньке лестницы, его тело было тонким и угловатым как и всегда, возможно, немного более, чем она помнила. Он был одет в выцветшую голубую рубашку, которую он одевал в течении многих лет. Он толкнул вверх свои квадратные очки, а другой рукой он оживленно жестикулировал, держа в ней пачку переплетенных работ.

Не отводя от него взгляд, Клэри достала свое стило из кармана и направила на свою руку, стирая руны невидимости. Она слышала, как Магнус пробормотал ей быть осторожней. Если бы кто-нибудь смотрел, он бы увидел ее, внезапно появившуюся между деревьями. Но никто, вроде, не смотрел, и Клэри засунула стило обратно в карман. Ее руки тряслись.

— Удачи, — сказала Изабель, даже не спрашивая ее, что она делает. Клэри предположила, что это, должно быть, было очевидно. Изабель все еще стояла прислонившись к дереву, она выглядела напряженной и истощенной, а ее спина все еще была прямой. Магнус был занят тем, что крутил кольцо с топазом на левой руке — он просто подмигнул Клэри, когда она сошла с тротуара.

Изабель никогда не заговорила бы с Саймоном, подумала Клэри, начиная переходить улицу. Она бы никогда не рискнула посмотреть на него чистым взглядом, она не нуждалась в том, чтобы он узнал ее. Клэри подумала, что она не была мазохисткой, чтобы бросится к нему сама.

Кирк ничего не видел, но Эрик увидел ее еще до того, как это сделал Саймон — она напряглась на мгновение, но потом стало ясно, что его память о ней тоже была стерта. Он наградил ее сконфуженным, благодарным взглядом, явно интересуясь, направлялась ли она к нему. Она покачала головой и подбородком указала на Саймона — Эрик поднял его бровь и похлопал Саймона по плечу, до того как скрыться самому.

Саймон повернулся, чтобы посмотреть на Клэри, и она почувствовала это, как удар в живот. Он улыбался, каштановые волосы сдуло ему на лицо. Свободной рукой он прижал их обратно.

— Привет, — сказала она подходя и останавливаясь напротив него. — Саймон.

Он посмотрел на нее в замешательстве. — Ты… Мы знакомы?

Она сглотнула внезапную горечь во рту.

— Мы были друзьями, сказала она, и затем пояснила: — Это было очень давно. В детском саду.

Саймон с сомнением приподнял брови.

— Должно быть я был действительно очаровательным шестилетним мальчиком, если ты все еще помнишь меня.

— Я помню тебя, — сказала она. — Я помню твою маму, Элайн, и твою сестру, Ребекку. Ребекка позволяла нам играть с ней в Голодных Голодных Бегемотов, и ты съедал все шарики.

Саймон немного побледнел под его небольшим загаром.

— Как ты… это действительно случилось, но я был один, — сказал он, его голос потемнел из недоумения в нечто иное.