Екатерина Васичкина - Про любовь

Ветра вырывали бумаги из ее рук, но не трогали даже нитки ее платья. Ветра были мудры. Они всегда знали, что важно, а что нет.

— Ну вот, Майя. Твоя беда и случилась.

— Я знаю. И я знаю, что ты поможешь мне.

— В чем же? Ты никак выручать этого полудурка собралась?

— Не говори так, Велор очень умный. Он так много читает… И он слышит все книги!

— Тоже мне достижение, — Хельга фыркнула, отнимая у ветров последний лист, — ты можешь утихомирить этот ураган?

— Ветра? Нет, конечно!

— Я так и думала. Ладно, мои шпионы сообщают, что парень твой все-таки облажался со своей посольской миссией. Монахи заявили, что он попытался навести порчу на одного из них.

— Этого не может быть! — я испугано замотала головой, и ветра возмущенно взметнулись к потолку.

— Эй, осторожнее! Конечно, не может! Да этот чистоплюй сроду с порчей не свяжется! Он, если что, молниями бросается, а порча… Вот еще! Просто эти странные люди больше ничего магического не знают.

— Так когда мы выходим?

Я пропустила ее слова мимо сердца. Ветра пели мне злые песни. Такие злые, что мне самой становилось страшно. Хотя мне-то бояться было незачем. Я могла доверять любой буре.

— Как только я пойму, как скрыть телепортацию. Мой камень все еще работает, но меня убьют, как только я открою врата.

— Почему? Это же твои соотечественники?

— Я — изгнанница. По большой дурости влюбилась когда-то в одного колдунишку проклятущего, вот и изгнали. Убить пытались, но он не дал. Защитил и в большой мир вытащил.

— Велор?

— Тоже ветра?

— Ну да, — я удивленно пожала плечами, — ветра.

— Ты хоть понимаешь, что ты такое?

— Я? Ну, я это я. Вот и все.

— И правда, чего это я… А ты можешь спросить свои ветра, как мне скрыть перемещение?

Я только кивнула, и северный ветер застыл вокруг меня коконом. Мгновенье и вокруг Хельги образовалось такое же мягкое одеяло северного ветра. Она зябко поежилась, но кивнула.

— Хорошо, тогда идем.

Она вскинула руку, и мы утонули в непонятной вспышке.

Пыточные застенки — штука неприятная. Меня пока, правда и не пытали вовсе, но все равно. Я сидел на сыром каменном полу, вяло раздумывая, за что мне это? Может, за то, что пренебрег научной карьерой ради прекрасных глаз Хельги? Меня тогда из-за нашего бурного романа с кафедры выгнали. Зря гнали, кстати. Эта отважная воительница сбежала от меня уже через полгода, оставив трогательное письмо, которое я, кстати, так и не прочел.

Может, за то, что так безответственно исполнял обязанности представителя школы магов в думе? Так ведь не мешал никому, вроде бы. Может за девчонку эту, Майю? Духи ее лесные отмстили, за пренебрежение любовью? Да ну, надо ж, ерунда какая-то в голову лезет. Надо о деле думать!

Думать не хотелось. Так как дело у меня было только одно — как можно быстрее и безболезненнее умереть. Потому что участвовать в их ненормальных ритуалах я не собирался совершенно!

Старательно собрав остатки сил, я потянулся в пространство, туда, где обитал мой последний аргумент. Тонкий и острый, как язычок Хельги, стилет. Мамино наследство, отец, надо думать, мне кинжал боевой подсунул бы!

Я всмотрелся в его хищный блеск, вроде как прощаясь. Надо же хоть что-то пафосное и умное в своей бестолковой жизни сделать! Ну да хватит патетики. Легко отведя руку, я уже было нацелился в сердце.

И тут случилось чудо. В совершенно герметичном каменном мешке, куда меня засунули эти блюстители чистоты рядов человеческих, поднялся ветер. Да такой, что даже тонкий стилет не смог пробить его тугой поток. Ветер взвыл человеческим голосом и вырвал из моих пальцев последние орудие. Тьма и все ее порождения! Да что эта девчонка о себе возомнила?

Я впилась пальцами в рукоять, что принес ветер прямо в мою ладонь. Это было непривычно и страшно, но я знала, что эта вещь едва не унесла жизнь Велора.

— Так, узнаю фамильный стилет нашего пропащего, — Хельга забрала из моих пальцев опасную вещь, — как тебе это удается?

— Ветра.

Она только вздохнула, и я не знала, как ей объяснить.

— Да не надо мне ничего объяснять! Пошли лучше, а торчим тут на самом виду.

Хельга вывела меня из заброшенного дома, где мы оказались после той вспышки. Я только и успела заметить, что дом совсем пустой, без домового даже. Да и вообще, холодный какой-то, будто здесь никогда не было человеческого тепла.

— Что это за дом, Хельга?

— Дом? Просто дом. Я в нем родилась.

— Здесь жили люди? — я не слышала неправды, но поверить в это тоже не могла.

— Чего удивляешься? Домовых ищешь? Нет их тут. Нигде. Наши боги нечисть не жалуют.

— Но как же тут жить?

Мне стало страшно. Неживой дом был уже далеко, а я все никак не могла отделаться от этот холодного видения.

— А тут и не живут, — Хельга заговорила задумчиво, будто и не мне, — здесь рождаются, потом воспитываются лет до десяти у специальных матерей — наставниц, потом обучаются… а потом уходят умирать во славу ордена.

— И ты?

— И я. Если бы не Велор… Да ты не дергайся так, все, что я от него хотела, я получила, так что претензий нет. Да и не вышла бы из меня любящая жена.

— Но это же неправда! — я даже остановилась посреди дороги, ровной как стрела и уходящей за горизонт, — ты очень хорошая, и любовь в сердце есть.

— Да? — так как Хельга и не думала останавливаться, мне пришлось догонять ее, — ну, тебе виднее. Но колдуна этого я бы пришибла очень быстро! Он даже влюбленный кроме себя самого ничего не видит!

Я не знала, что ей ответить. Мне не было дела до того, видит ли он меня, или нет. Главное, что я его видела! Что была рядом с ним. А что еще нужно?

Шли мы долго. Вокруг было много заброшенных домов, от которых мне хотелось судорожно вцепиться в руку Хельги, но она быстро шла вперед, такая же холодная, как и дома. Да и отвлекать ее не стоило, уж больно напряженным было ее лицо, видимо, обдумывала что-то важное. Я просто шла за ней, точно зная, что она приведет меня к любимому. И что я сделаю все, что нужно.

— Так, привал, — Хельга остановилась у последнего из домов в этом странном поселении, — ты иди в дом, а я… я скоро.

В дом мне идти совсем не хотелось, но и спорить было нельзя. Хоть сталь и пела сейчас в моих ушах, но вот разобрать ее песни я никак не могла, а значит, надо слушаться ту, у которой сталь поет в крови.

Ждать пришлось долго. Закат успел смениться ночной прохладой, когда я услышала знакомые шаги.

— Эй, ты тут?

— Я здесь. От тебя пахнет кровью.

— Экие мы нежные! В обморок не свалишься?

— Нет. Но мне не нравится…

Я не стала договаривать, что именно. Глаза Хельги полыхнули я яростью и болью, и, если ярость напугала меня, то боль заставила замолчать на полуслове и попросить легкий южный ветер попытаться согреть замерзшую душу.