Екатерина Олина - Кто рядом с тобой?

Слов нет! Все очень вкусно и сытно. Надо будет потом разжиться рецептами и побаловать моих домовят. Мужчины увлеченно ели, а мы понемногу болтали с Вероникой.

— Тоби подобаються романсы? — вдруг перестала она улыбаться и даже за руку меня взяла.

— Эм? — виновато улыбнулась я, потому как кроме «романсы» ничего не поняла.

— Тебе романсы нравятся? — снова серьезно спросила она.

— Да, конечно — закивала я головой.

— У нас сверху прямо соловушка живет — заговорщески зашептала она — поет так, аж душа плачет.

— Сверху живет? — не поняла я, да и засомневалась она про птицу или про человека мне сейчас рассказывает.

— Да, соседка сверху — радушная хозяйка встала и принялась хлопотать над добавкой и чаем.

Когда лично я уже даже дышала с трудом, Вероника потянула меня вон из кухни. Мы с ней зашли в гостиную и оттуда вышли на балкон. Она широко распахнула окна и приложила указательный палец, к красивым пухленьким губам давая знак «молчать». Я кивнула и замерла на месте.

Вероника выглянула в окно и задрала голову вверх. Какое-то время она не двигалась, а потом поманила меня рукой. Я подошла и также задрала голову вверх. Ветер гулял и буйствовал, но сквозь все завывания стихии мне удалось разобрать слова песни:

— «В последний раз — это значит уже никогда…» — грустно пела девушка.

Дальше я понимала песню через слово. Пели достаточно громко, но ветер уносил слова мимо наших ушей. Провались ты, чертов ветер, не слышно же ничего. Соловушка, пой погромче или подойди ближе к балкону… или где ты там поешь. Новый порыв ветра не дал расслышать, чем закончилась песня. Вероника тяжело вздохнула. Наступила тишина.

— «По Дону гуляет казак молодой,» — запели громче прежнего и совсем рядом — «А дева там плачет над быстрой рекой».

Дальше мы с Вероникой ловили каждое слово. Пела девушка и впрямь красиво и с душой. Когда она смолкла, послышались хлопки и дальше женский смех. После этой песни смех меня немного озадачил.

— «Ты меня на рассвете разбудишь…» — запела она по-новой — «проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь».

Вероника смахнула слезу и сложила руки лодочкой, еще больше вытянувшись в окно. Я грустно улыбнулась и закрыла глаза. Вой собаки вырвал смешок. Вероника шикнула на меня. Как и все хорошее песня быстро закончилось.

— А про белый шиповник споешь? — донесся голос мужчины.

— Сгинь тварь! — было ответом — а что касается шиповника… — дальше слова унес вновь появившийся ветер.

Я почувствовала запах серы. Вероника чуточку наморщила носик. Я максимально вытянулась в окно и задрала голову вверх. Странная соловушка. Поет романсы, потом хохочет. Ругается и тут же нежно говорит… сера… она там что подожгла-то?

— Не обращай внимания — шепнула мне брюнетка — это всегда так. Она кому-то ужасно грубит, а кому-то прямо медовым голосом разливается.

— Мамулька! Браво! — послышался звонкий голосок, даже не знаю мальчика или девочки.

Вероника вздохнула и закрыла окно. И взяв меня за руку, повела к мужчинам. Они все еще сидели на кухне. Жена Ролана зашикала на них, что они еще пирог не доели. Налила всем чаю и снова завязалась веселая беседа. Илью и Ярослава выпроводили уже только за полночь.

На ночлег меня устроили в уютной комнатке. По стенам весели соломенные игрушки и картинки. Спала я как убитая.

В субботу мы с Вероникой не расставались ни на минуту. Я все хотела хоть как-то помочь ей по хозяйству, но она меня постоянно усаживала на место, ничего делать не разрешала и что-то эмоционально добавляла на украинском. К вечеру я перестала даже пытаться предлагать свою помощь.

— Так, сейчас достряпаю и пойдем прогуляемся. Сегодня же тридцать первое октября… ой, Ленка, такое покажу — Вероника аж зажмурилась в предвкушении.

Гуляли мы втроем. Ролан сиял больше прежнего. Никакого дискомфорта и чувства пятого колеса я не ощущала. Было прохладно, но сухо. В районе девяти часов супруги заспешили на стоянку у дома. Зачем мы сюда пришли, я не понимала, а спрашивать посчитала неуместным. Минут пятнадцать мы скучали и мялись у машины Ролана. Забавно, гуляли, болтали, было весело и вот мы приперлись на стоянку и ждем неведомо чего.

— Дывысь! — ткнула пальцем Вероника.

— Что? — не поняла я.

— Смотри — хмыкнул Ролан.

Я повернула голову и ахнула. К нам приближалась балерина. В черной пачке сплошь расшитой стразами. На лице красивая черная маска. Вот на ногах не пуанты, а черные высоченные туфли, от которых шли черные ленты и оплетали икры девушки. Волосы ее были убраны наверх. В них блестели несколько маленьких заколочек.

Девушка шла, уверенно стуча каблуками по асфальту парковки. Гордо подняв голову и по мере приближения к нам начала делать плавные движения руками, словно настоящая балерина. Незнакомка уже поравнялась с нами… сквозь маску было чуть видно подведенные черным серые глаза и черную помаду.

В одной руке я разглядела ключи от машины. «Черный лебедь» щелкнула сигнализацией и остановилась у серебристой машины. Вероника начала дергать меня за рукав плаща. Я отвлеклась от балерины и теперь наблюдала крестоносца…

Рот раскрылся сам собой, и закрываться отказывался. Некто высокий и широкоплечий шел и поправлял меч за поясом. На голове шлем полностью скрывающий лицо мужчины. Одет был, как средневековый крестоносец в черную… ну я даже не знаю, как назвать эту одежку, короче на груди белый крест, а остальное все коричневое и черное.

Смех разнесся эхом по парковке. Смеялась балерина.

— Ведро домой привези… ну то, которое на голове — сквозь смех крикнула она.

Крестоносец тоже щелкнул сигнализацией и поклонился балерине. Сел в машину и был таков. «Черный лебедь» поспешила за ним. Я, наконец, закрыла рот.

— Они каждый год кем-нибудь наряжаются — хохотнул Ролан.

— В этом году красиво — мечтательно проговорила Вероника — а то все чудища сплошные. В том году она какой-то ящерицей была, а он… как там, ну на этого как на вешалку что не надень все равно сидит красиво.

— Хищником она была, а не ящерицей — поправил жену мой начальник.

— Креативные у вас соседи. — улыбнулась я — одни поют, другие наряжаются.

— Третьи обгорелые домой приходят — поддакнул Ролан.

Я ворочалась в постели и гнала образ «черного лебедя» из головы. Слова романсов… смех… Я резко села на кровати. Тот же слегка злой и ехидный смех, да и голос… неужели эта балерина была тогда там?! Может, я того… ну того самого. Лечиться мне пора. Уснула я только часа в три ночи. Снилась мне та балерина со своим крестоносцем. Уже без масок и мечей. Они танцевали вместе и целовались… Их лиц я разглядеть не могла, как ни старалась.