Карин Эссекс - Похищение Афины

Но один вопрос мне задать Алкивиаду все-таки нужно, ведь я не ожидала, что в этот день он окажется дома.

— Почему ты тут, а не наслаждаешься судом над Фидием?

— Суд окончен, — фыркнул он. — Он не затянулся.

— И какое решение вынесено?

— Я не стану удовлетворять твое любопытство. Сама можешь разузнать, если захочешь, Аспасия. Но одно я тебе скажу. Тебе не отделаться так легко. Если дать тебе волю, ты все Афины перевернешь вверх дном. Ты осквернила храм богини. Ты осквернила афинских женщин. Ты грязная баба, Аспасия. И чтоб больше не показывалась в моем доме!

Прощание с Фидием — он уезжал через несколько дней после суда над ним — было для меня невыносимо грустным. Когда магистраты собрали золото со статуи Афины и взвесили его, результаты проверки подтвердили невиновность скульптора. Но обвинители пытались оспорить их, утверждая, что он подмешал в золото примесей.

— Боюсь, что Фидию предстоит еще один суд, — сказал мне Перикл в тот вечер, когда был вынесен вердикт. — Это Афины, а здесь больше всего любят преследовать судами именитых горожан. Оправдание Фидия ничего не значит в глазах его противников. Я решил отослать его в Олимпию, чтоб он изваял для храма еще одну колоссальную статую, на этот раз статую Зевса. Разумеется, нам будет его не хватать, но это для его же пользы.

Стоило Периклу принять какое-либо решение, как ничто на свете не могло заставить его передумать.

— Это и мне пойдет на пользу?

Я подозревала, что, высылая Фидия, Перикл пытается защитить меня. Если скульптора привлекут ко второму суду за неуважение к богам, то первым делом всплывет мое имя.

— Да, и тебе тоже. Мы с Фидием это уже обсудили, конечно, он не слишком рад оставить Афины, но мое решение признал правильным. Он попросил тебя зайти к нему до его отъезда, чтобы попрощаться.

Придя на следующий день, я нашла Фидия в его мастерской занятым сборами.

— Разве ты недоволен таким выгодным заказом, Фидий? — спросила я.

— Но меня вынуждают расстаться с городом, который я сам выстроил. В этом есть немалая доля иронии, не находишь?

— Но, как мы уже признали, боги по природе своей насмешливы. И чтоб убедиться в этом, необязательно слушать театральные трагедии.

— Бога насмехаются надо мой, Аспасия, — горько продолжал он, — Посмотри на Агоракрития.

Его молодой любовник стоял, окруженный другими учениками Фидия, и с увлечением демонстрировал свои рисунки.

— Он так счастлив, что я поручил ему работу над статуей Немезиды, что и не думает о предстоящей разлуке со мной.

Я взглянула на рисунки, которые Агоракритий показывал молодым людям — будущим его помощникам в предстоящей работе. Каждый в Афинах с нетерпением хотел увидеть статую, изваянную Фидием из огромной колонны паросского мрамора, который самонадеянные персы привезли с собой в Марафон. Они собирались воздвигнуть там трофей в честь своей победы над греками, теперь же огромная статуя Немезиды, богини мщения, будет находиться в ее храме, стоящем на побережье, недалеко от места битвы.

— Не можешь же ты успевать везде.

Я, конечно, понимала, что Фидий испытывает сожаление не из-за того, что упускает интересный заказ, а оттого, что любовник больше заинтересован его поручением, чем его ласками. Но чего иного ждут эти стареющие мужчины, когда приглашают к себе в постель молодых честолюбцев?

— Должна тебе сказать, — продолжала я, — что рисунок, который он держит в руках, ничуть не напоминает Немезиду.

На рисунке была изображена строгая женщина, держащая в руке ветвь яблони. Ни следа крыльев, ни следа страшных чудищ на колеснице, лишь корона на голове с рельефом, изображающим оленя и богиню победы.

— У меня было видение, в котором явилась Немезида. Лицо ее пугало, за спиной распростерлись огромные крылья, а по сторонам от нее я видела грифонов, чудищ, которые исполняют ее повеления, как она исполняет повеления Афины.

— Агоракритий, подойди к нам! — Фидий будто обрадовался возможности еще раз обратиться к своему любовнику. — Аспасия рассказала мне о своем видении, и она говорит, что твой рисунок не подходит для образа богини мщения. Расскажи ему, Аспасия, какой ты видела богиню.

Я сказала молодому скульптору, что такой авторитет, как Диотима, узнал в моем видении богиню мщения. Когда я подробно описала, как выглядела богиня, он улыбнулся.

— Не сомневаюсь, что твое описание соответствует ее образу, Аспасия. Но никто не захочет, чтобы такие деньги были потрачены на создание уродливого или устрашающего изображения.

— Как же люди станут бояться мести богов, если сама Немезида выглядит совершенно безвредной? Как это сочетается одно с другим?

— Чтоб не оскорбить богиню, я вот что тебе могу пообещать. Где-нибудь в храме я помещу ее образ, вылепленный в полном согласии с твоим рассказом. Я даже могу представить сделанные наброски на суд Диотимы. Но главная статуя богини мщения, та, которая будет находиться в своем святилище у моря, должна соответствовать как красоте самого храма, так и красоте окружающей природы. Ты согласен со мной, Фидий?

— Да, — довольно безразлично промолвил тот. — Вижу, ты хорошо запомнил мои уроки.

Агоракритий поцеловал знаменитого художника в щеку — таким поцелуем он мог бы одарить и престарелую родственницу — и вернулся к ожидавшей его молодежи.

— Итак, факел ты передал. Послушай, Фидий, но ты ведь радовался и его помощи в работе, и его ласкам в своей постели, чем ты недоволен? Не ожидала от тебя такой чувствительности.

Он вздохнул.

— Думаю, ты права. Но дело в том, что мне не хочется оставлять Афины, пока моя работа не закончена. Парфенон — мой подлинный шедевр, я знаю, но я замыслил нечто еще более радикальное. Однако боюсь, что плодов своего замысла мне не суждено увидеть.

Он развернул на столе подробный чертеж здания.

— В этом храме будут находиться самые священные из изображений богов. Он заменит собой как старое святилище Афины Полиады, так и храм, в котором хранится фигура богини, выточенная из оливкового дерева. Он даже будет включать в себя утес, по которому ударил Прометей в своем споре с Афиной, и та священная олива, которую она вызвала из земли.

Здание, изображенное им, не походило ни на одно другое. Этаж громоздился на этаж, огромные залы сменяли один другой, весь храм был украшен многочисленными фризами и рельефами. На мой взгляд, он был прекрасен, но в сравнении с торжественным Парфеноном казался слишком броским.

— Ты узнаешь алтарь? — спросил у меня Фидий.

— О чем ты?

— Да ведь именно здесь шло жертвоприношение в честь Пандросос, когда ты упала в обморок. Эту часть храма я выстрою на том же священном месте. И весь он будет назван Эрехтейоном, в честь Эрехтея, первого существа, рожденного на земле Афин. Храм будет воздвигнут на том самом месте, где богиня спустилась с небес для спора с Посейдоном и где она сбросила на землю семя отвергнутого Гефеста. Это будет самый прекрасный и самый священный из храмов на земле. Я мечтаю только о том, чтоб увидеть его.