Карина Демина - Черный Принц (СИ)

Лист меняют на лист.

Обмениваются взглядами. И в этом молчаливом поединке оба отступают одновременно.

- Любопытная идея, - Олаф скрывается в полутьме трюма, чтобы вернуться с еще одним стулом, неимоверно грязным, но его сей факт не смущает. Стул становится спинкой к столу, и Олаф садится, широко расставив ноги, упираясь подошвами в грязный ковер. - Город в сфере…

- Часть города, - поправил Инголф. - И речь идет…

- О Нижнем.

Брокк протянул чертеж.

- Поле протянется вдоль речного берега, от старой городской стены до Гэрбских ворот…

…десятки миль по водяной жиле.

- От меня требуется поставить метки, по которым развернется полотнище …

…и остановит пламя.

- Держаться полог будет сорок восемь часов.

…этого хватит, чтобы прорыв затянулся.

- Все замечательно, - Инголф, аккуратно сложив листы, равнял стопку. - За исключением одного нюанса. Энергия…

Ответ у Брокка имелся.

Он жег карман, заставляя то и дело касаться его, проверяя на месте ли камень.

На месте.

И на белом листе бумаги, на котором не так давно резали ветчину. Нож Брокк отодвинул, и хлебные крошки смахнул, но все одно старая баржа явно не местом, достойным такого гостя.

- Знаете, - Инголф протянул руку, но коснуться камня не посмел. - Ваше безумие на редкость хорошо подготовлено.

Олаф фыркнул.

Он сгреб камень и, зажав между большим пальцем и мизинцем, поднес к глазу.

- Осторожней, городской сумасшедший, - Инголф, впрочем, не сделал попытки отобрать кристалл, но наблюдал и за Олафом, и за камнем с неизъяснимым интересом.

- Там огонь, - сказал Олаф. - Живой… а я думал, что Черный принц - это легенда.

- Легенда, - Инголф все же протянул руку, жест ленивый, небрежный, и лишь вздрагивающие пальцы выдают нетерпение. - И за эту легенду нам всем здесь голову снимут.

- Если боишься…

- Помолчи, мальчишка, - Инголф перекатывал камень по ладони. - Я не говорил, что боюсь. Я лишь указывал на некоторые… возможные последствия нашей авантюры. Мне, в отличие от тебя, собственная голова дорога… и все остальное тоже.

- Инголф прав, - Брокк потер глаза, которые слезились. - Мой долг… наш долг - вернуть кристалл короне.

Вот только Король вряд ли станет тратить его на обреченный город.

Да и самому Брокку жить хочется.

- Есть несколько вариантов.

Брокк вытащил свою записную книжку.

- Первый - действительно вернуть камень…

- И попрощаться с вами, - Инголф поставил локти на стол. - Не скажу, что я проникся к вам такой уж любовью, но в чем-то, Мастер, вы мне симпатичны. Да и к городу, признаться, я привык…

- Позер, - бросил Олаф.

- Мальчишка.

- Какой есть…

- Второй вариант - принять план Рига и спасти хоть кого-то…

- Но есть, полагаю, и третий? - поинтересовался Инголф. И Брокк кивнул.

Третий.

Призрачный. Рожденный бессонницей, рассветом и страхом. Он, Брокк, тоже умеет бояться смерти. Всего-то и понадобилось - научиться жить.

Кэри спала, в кои-то веки спокойно спала и даже улыбалась во сне. А он, глядя на нее, отстраненно думал, что вдовий наряд ей не пойдет, хотя, конечно, черное с желтым сочетается… янтарные глаза погаснут. И будет больно.

Он снова причинит ей боль, и если так, то…

В полудреме, полуяви, в болезненном состоянии, когда разум требовал отдыха, но не умел отдыхать, и появилась совершенно безумная идея.

- Третий… создадим зеркало.

Молчат.

Ждут продолжения и не понимают.

- Погодите, Мастер, - Олаф вновь уходит и не возвращается долго, он тянет с собой грифельную доску, и ведерко с кусками размокшего мела. - Так понятней будет.

Инголф устраивается на козетке.

А девушка с рыжими волосами вдруг пробуждается.

- Я не люблю зеркала, - очень тихо говорит она. - В них огонь… много-много огня…

- Эти зеркала будут другими.

С доской Олаф хорошо придумал, пусть мел крошится в пальцах, но Брокку легче объяснять на языке формул. Он пишет, одну за другой, вывязывая новый узор, который при всем его безумии выглядел логичным.

И молчащий Инголф подался вперед. Ревнивым взглядом он цеплялся за каждый знак, пытаясь разглядеть слабину… сердце замерло, потому что Брокк сам понимал, насколько его затея… нет, не безумна.

Невозможна.

Или все-таки…

- Мастер, - голос Инголфа прозвучал глухо. - Я вас все-таки ненавижу.

- За что?

- Заставляете чувствовать себя неполноценным.

Баржу кидает на пирс, и пустые жестянки с грохотом сыплются на пол, они катятся, оставляя за собой масляные следы, которые старый ковер впитывает. Грязнее он все одно не станет.

Олаф же сползает со стула и садится на корточки. Он раскачивается, не отрывая взгляда от доски.

- Получится.

Улыбка у него широкая, совершенно счастливая.

- Быть может, и получится, - поправляет Инголф.

Он все же встает. Движения ленивые, текучие, преисполненные какой-то неуместной неги, словно бы он, Инголф, находился не на борту дрянной баржи, которая чудом жива, но на палубе королевского фрегата. А то и вовсе на берегу.

Пожалуй, такому подошел бы берег, и не дикий, изрытый искателями янтаря, но облагороженный.

Аллеи.

Пальмы. Статуи в тени.

Дамы в светлых летних нарядах. Зонтики кружевные, левретки и бланманже в креманках на высокой ножке. Веера. Томные беседы о высоком…

- Зеркала… - Инголф пальцами водил по меловым линиям, но не стирал. Он читал формулы, и губы шевелились, повторяя про себя.

Узел.

И еще один. Энергетическая связка.

Шаг назад и взгляд мечтательный… так, пожалуй, смотрят на картину.

- Здесь, - тонкий палец ткнулся в доску. - Сцепка ненадежна. И здесь, кстати, тоже.

- Знаю.

- Контур не выдержит…

- …если не добавить резервные вектора.

Инголф понимает с полуслова и, с брезгливо оттопыренной губой, он берет кусок мела, разглядывает его долго, придирчиво, а потом резко, быстро вносит правки.

- Треугольника будет достаточно, - почерк у Инголфа нервный, острый. - Квадрат был бы лучше, но как понимаю, четвертого самоубийцу мы в столь короткий срок не отыщем. К слову, когда?

- Завтра на рассвете…

- Завтра, - он мнет мел, и белые крошки сыплются на брюки.

Темная шерсть с узкой белой полосой. А пиджак на атласной желтой подкладке, которая на полтона светлей жилета.

- Завещание, по всему, оставить не успею.

Олаф смеется. До судорог, до всхлипа.

- Инголф, ты… ты зануда страшная, но я тебя люблю, - он вытирает слезы тыльной стороной ладони, отчего-то левой, а правая, растопыренная, упирается в пол. - Нет, я тебя определенно люблю…

- Допустим, - Инголф отступает. - Но будь добр, держи свою любовь на расстоянии.

- Злой какой.

- Не злой. Брезгливый. Ты давно на себя в зеркало смотрел?

В этом раздраженном с легкой нотой снисходительности тоне есть что-то успокаивающее, родное. И Брокк позволяет себе надежду.