Ева Фёллер - Волшебная гондола

Как и надеялась, я проснулась с первым ночным звоном. Это был едва уловимый звон, но я, перед тем, как заснуть, дала себе установку, что обязательно при легчайшем шуме должна проснуться, чтобы проверить Себастиано. Казалось, мое внутреннее распоряжение сработало, потому что я вскочила при первом же слабом колокольном звоне и громко простонала, потому что сон на жестком полу не пошел мне на пользу. Все тело было каким-то затекшим, что я едва смогла подняться на ноги. Слегка я размяла мышцы, покрутила туда-сюда головой, пока я мало-мальски не смогла снова нормально двигаться. Затем я подошла к постели Себастиано и нагнулась над ним.

В этот раз мне не было необходимости прощупывать его пульс, чтобы удостовериться был ли он еще жив. Он так громко дышал, что не могло быть и капли сомнения. Тем не менее, было неясно, как долго он еще продержится, потому что каждый раз, когда он вдыхал, в груди были слышны хрипы, как будто там обитал пришелец, который лежал при смерти. Я осторожно положила руку ему на лоб и ахнула от ужаса. У него и до этого была высокая температура, но теперь это было словно отопление, по меньшей мере, на отметке пять. Он накалялся!

Я лихорадочно возилась с принадлежностями для света, пока я, наконец, не зажгла сальную свечу, и затем поторопилась, принести холодную воду, чтобы можно было наложить Себастиано свежую повязку. Монны Фаустины не было ни слышно, ни видно, в случае, если она вообще вставала, но я этого не услышала. Где-то глубоко в голове промелькнула мысль, что что-то смешное произошло, но я не придала этому значения, потому что и других проблем было достаточно, которые были по-

настоящему серьезными.

Когда я сняла с него простынь, чтобы заново обернуть голени, Себастиано проснулся и начал снова кашлять. Но он не пришел в себя, а только выкрикивал разнообразные слова. Когда я начала оборачивать голени пропитанными водой полосками полотна, он начал отбиваться и кричать на меня, будто я хотела ему причинить боль.

— Оставь меня в покое, иначе я тебя прикончу! — орал он. Затем снова случился приступ кашля.

Растерявшись, я уставилась на него. Его лицо при свете свечи было багрового цвета, и глаза дико закатились, так, что только были видны белки глаз.

— Мне нужно идти, — простонал он. — Я должен ... должен его остановить!

Он бредил и бормотал бессмысленные проклятия, постоянно прерываясь приступами кашля, в то время как я дрожащими руками накладывала на ногу повязку, а затем просто сидела рядом с ним. Сильно болели глаза, потому что я неустанно за ним наблюдала, стараясь не упустить ни малейшего изменения в его состоянии. В перерывах, когда он становился немного спокойнее, я давала ему травяной отвар Мариэтты и вытирала лицо и шею, потому что половина всегда проливалась.

Я брала его руку и ласково разговаривала, когда его голос звучал боязливо, и я приказывала ему не нервничать, когда он злился. Снова и снова он кашлял, пока не оставалось воздуха, и я бы предпочла в панике вскочить и громко кричать о помощи.

Прозвучал второй ночной звон, так же тихо, как и первый, но для меня он звучал словно похоронный.

Невольно я сложила руки и начала закрывать глаза, молясь.

— Милостивый Господь, пусть он выкарабкается. Нет, не потому, что он должен отправить меня домой, конечно, нет, а потому, что он такой молодой и ему еще нужно спасти Венецию. И потому что было бы скверно, если бы Альвизе выиграл.

И потому ... потому что я в него влюблена.

— Это правда?

Я подняла глаза. Себастиано перестал ворочаться и бормотать под нос. Его взгляд был устремлен прямо на меня и был ясен.

— Э ..., — запнулась я. — Ну да. Что я только что сказала .... Это все нервы, ты знаешь.

— Точно нервы?

— Я не знаю. — Я с трудом сглотнула, потом сделала глубокий вдох. — Нет. Это не нервы. Я имею в виду, на самом деле нервы. Я хочу сказать, что у меня нервы на пределе ...

Он слабо ухмыльнулся правым уголком рта.

— Хорошо, — сказал он.

— Что хорошего? — спросила я, опасливо разыскивая дальнейшие знаки на его лице того, что мое любовное признание было смешным.

— Что ты об этом сказала.

— Ты...

Он взял меня за руку и притянул к себе.

— Это была шутка. Хорошо, что ты сказала. Теперь мне больше не нужно беспокоиться, ответишь ли ты на мои чувства.

— Ох, — едва произнесла я, охваченная противоречивыми чувствами. Я была на седьмом небе от счастья и в то же самое время так боялась за него, что у меня дух переняло.

— Вообще-то это тот самый момент, когда нужно поцеловаться, — проговорил он.

— Но я боюсь, что это невозможно при таком кашле.

Словно в подтверждение у него начался очередной приступ кашля.

Я не знала, что сказать. Возможно, у него воспаление легких, от этого можно умереть! Мне стало плохо от страха.

Вскоре он снова уснул, но это был неспокойный сон. Обертывание голеней немного сбило температуру, он больше не бредил и не метался во сне. Но он неправильно дышал и должен был снова закашлять.

Ночью я больше не отважилась уснуть. С открытыми глазами я просидела на полу около кровати и ожидала появления утра.

На улице уже рассвело, когда внизу я услышала шум. Вначале я подумала, что это

Мариэтта уже вернулась, но затем зазвучал отчетливо голос монны Фаустины, которая проклинала все на свете. Ее голос звучал беспомощно, поэтому я заставила свое ноющее от боли тело выпрямиться и спуститься вниз по лестнице. Монна

Фаустина сидела со свешенными ногами на краю кровати и ругалась. Волосы торчали во все стороны, как запутанная серая шерсть, и ее ночная рубашка была запачкана. В комнате воняло, словно ее стошнило.

— Мне плохо, — излишне объясняла она. — Это должно быть яд.

Я испугалась.

— О чем Вы говорите?

— О травяном настое, которое Вы принесли с собой.

— Он предназначался моему супругу!

Она уставилась на меня.

— Тогда Вы хотели отравить его!

— Безобразие. Это было лекарство! Я же говорила Вам!

— Поэтому я его и приняла, всего лишь крошечную кружечку. — Она показала большим и указательным пальцами сколько.

— Вы что-то не выглядели больной!

— Я была здорова. У меня только были отходящие газы и понос, поэтому я подумала, что, может быть, мне поможет это лекарство…

Я вспомнила, как она вчера заняла уборную, по меньшей мере, это было связано с вздутием живота и поносом. Только вот количество принятого лекарства она явно преуменьшила, так как от отвара ничего не осталось.

— Как только я выпила, у меня закружилась голова и меня охватила усталость.

Руки и ноги меня не слушались, и из-за своей неуклюжести я пролила остаток отвара. — Она вызывающе взглянула на меня. — Радуйтесь, в противном же случае ваш муж выпил бы его и, наверняка, был бы уже мертв.