Ева Фёллер - Волшебная гондола

У меня сердце ушло в пятки, будет ли очень сложно разговаривать с Себастиано?

Я сразу же подумала, каким образом лучше всего спросить профессора, не знает ли он случайно научного сотрудника по имени Себастиано, как к моему изумлению, после короткого стука, дверь открылась, и вошел Хосе. Впервые я увидела его в одежде двадцать первого века, совсем непривычный вид. Единственное, что было, как и прежде в нем, так это глазная повязка.

Затем последовало настоящий сюрприз: за Хосе в помещение вошел Себастиано.

Я едва не подпрыгнула и не побежала к нему. Я тут же себя взяла в руки и притворилась, словно ми никогда раньше не встречались.

Профессор представил нас на английском.

— Это архивариус нашего факультета, месье Хосе Маринеро де ла Эмбаркасьон, а этот молодой человек - мой научный сотрудник, месье Себастиано Фоскари.

Господа, это мой почтенный коллега Йоханнес Берг из Германии, а это его дочь

Анна.

Последовало вежливое рукопожатие, я, словно оглушенная, все это время могла думать только о том, как хорошо выглядел Себастиано и как я в него влюблена и что Фоскари было очень красивым и звучным именем, и, что я сойду с ума, если мы тотчас не поцелуемся.

Хосе положил документ в файле на стол. Я сразу же узнала, что это было то письмо, которое я написала на чердаке у Монны Фаустины. Я слушала с открытым ртом, о чем говорили мужчины. Конечно же, снова на английском. Я поняла только часть, но речь, вероятно, шла о том, что не могла договориться о подлинности, потому что многие аргументы были "против".

Содержание разговора меня не особо интересовало. В конце концов, я и так знала, что документ был настоящим, я же сама его создала в пятнадцатом веке. Я внимательно прислушивалась к голосу Себастиано, он говорил по-английски с сильным итальянским акцентом, и это было невероятно сексуально, немного гортанно и с раскатистыми "р". Мои опасения по поводу проблемы понимания буквально уладились. Я могла бы слушать его часами!

Когда никто не смотрел, Себастиано бросил на меня взгляд через плечо и многозначительно подмигнул.

Я нерешительно улыбнулась.

— Я выйду на свежий воздух, — объяснилась я неуклюже по-английски.

Я ждала в коридоре, это продлилось не больше тридцати секунд, пока Себастиано пришел сюда.

— Я же говорил, что мы найдем друг друга, — проговорил он. — Между прочим, твой акцент меня по-настоящему заводит. — Он взял мою руку и потянул за собой вдоль коридора. Немедленно открыл какую-то дверь и завел меня в пустой офис.

Он закрыл за собой дверь, и затем мы без лишних слов упали друг другу в объятья.

Он целовал меня, пока я не почувствовала себя карамелью на раскаленной сковороде, и иногда он нашептывал мне на ухо горячие итальянские слова. Я едва что понимала, что это усиливало их эффект. Я таяла в глубине души, когда он со мной говорил. Теперь я имела ясное представление, что означало латинское слово "любовник".

— В следующем месяце я напишу о семестре за границей во Франкфурте, — прошептал он мне на ухо со своими раскатистыми "р".

— Ох, — тихо сказала я.

— И затем я буду учить немецкий.

— Пожалуйста, не делай этого.

— Что? Мне не следует приезжать во Франкфурт?

— Напротив, конечно же, следует. — Я счастливо улыбнулась. — Но немецкий тебе ни в коем случае нельзя учить.

Рассказ, собственно, подошел к концу - почти. Коротенький эпизод, который произошел позже в тот же самый день, стоит, несомненно, упомянуть, поэтому я не хочу его упускать.

Когда мы с папой вернулись обратно в гостиницу, я занялась почтой, написала кучу писем, среди которых было одно для Ванессы, в котором я предложила забыть дурацкого Голлума и лучше обзавестись очередным парнем-итальянцем. После этого я пошла на прогулку.

Моя первая цель была разочарованием - дома Мариэтты больше не было, на его месте стояли здания, самое большее, столетней давности. Палаццо Тревисана на удивление хорошо сохранился. Я посмотрела вверх на фасад и представила, что

Мариэтта и Тревисан прожили здесь много счастливых лет до глубокой старости.

Теоретически Себастиано мог бы разузнать о них в городском архиве, но поговорив об этом, пришли к выводу, что мы этим, вероятно, разрушим красивые иллюзии, так как в более ранние столетия продолжительность жизни людей была намного короче, чем сейчас.

По пути к следующей цели мне попалась на глаза афиша о проведении выставки.

Что-то в ней привлекло мое внимание. Через минуту я поняла, в чем было дело -

это было имя.

Черным по белому жирным шрифтом было написано: Маттео Тассини.

Я стала как вкопанная и внимательней осмотрела афишу. Под именем был изображен вырисованный портрет. Мне пришлось прищуриться и точнее рассмотреть его, пока я не удостоверилась, что это был Маттиас Тассельхоф! На картине он был в три раза старше, чем при нашей последней встрече, но это был он!

С трудом я уловила смысл остального текста. Насколько было понятно, речь шла об исторической выставке. Мало-помалу я соединила все в подходящий перевод.

Заголовок гласил: "Самый знаменитый зубной врач своего времени."

Снизу немного мельче шрифтом: "Венецианский пионер гигиены полости рта. Его труды, инструменты, анатомические зарисовки и модели челюсти и зубов."

Маттиасу удалось! Он воплотил мечту своей жизни в реальность! Тронутая, я смахнула пару слезинок. Нынешние зубные врачи могут быть известными и признанными, но никто через пятьсот лет не организует выставку в их честь!

Я заметила дату и место. Ни в коем случае не должна ее пропустить. Вот

Себастиано удивится, когда я ему об этом расскажу!

Наполненная тихой радостью, я пошла дальше, пока не достигла в этот день моей последней цели.

Понятия не имею чего, я ожидала, но явно не того, что я просто открою дверь лавки, войду и встречу там Эсперансу. Но именно это и произошло.

Она стояла среди пыльных костюмов, сгорбленная фигура, сморщенное лицо, словно старый пергамент. Она беззубо мне улыбнулась.

Своими неровными пальцами она целенаправленно достала из затхлого хлама маску кошки и протянула мне.

— Как раз для тебя пришла, — сказала она на идеальном немецком. — Примеряй спокойно. — Затем указала на старое, почти потускневшее зеркало в углу, которое я сначала не заметила. — Можешь посмотреться в него. Я знаю, оно выглядит потускневшим, но это не так, на самом деле это особое зеркало.

— Эм... Как это следует понимать? — с опаской спросила я.

Она мне подмигнула:

— Так и понимать. У нас очень много дел и они не заканчиваются, одно идет за другим.

По-видимому, у меня была склонность к опасности. Я надела маску, она мне идеально подошла, и я все же подошла заглянуть в зеркало.