Вероника Мелан - Приключения Бернарды и Городских мальчиков в нашем мире (СИ)

Следующий день в своих бесконечных прыжках и переодеваниях оказался сиамским близнецом предыдущего, изменились только названия стран под постукивающим по карте ногтем и созерцаемые следом за этим пейзажи.

Швейцарские Альпы, Пизанская и Эйфелева башни — Европа с благосклонным кивком аристократичной головы приняла визит посетителей из мира Уровней и показала себя во всей красе наступающей весны. Перекус в Амстердаме в двенадцать дня, а после обед в Японии — как же не попробовать знаменитую Фугу? Да, знаю, только что был полдень, а теперь уже восемь вечера… Что ж, пусть будет ужин, а после снова рванем на яркий день. Где наша не пропадала?

Ребята начинали привыкать к резкой смене часовых поясов.

А что в этом месте? А вот здесь?

Глянцевые страницы атласа замусолились, покрылись отпечатками пальцев и кофейными разводами.

А, может, попробуем вот сюда? Что это за Америка такая? Что, темно? Минус двенадцать часов? Эх, опять придется ждать ночи… Нет? У нас снова какие-то планы на вечер?

И не какие-то, а очень даже интересные.

Ведь не зря же я несколько дней назад просила двоюродную бабушку приготовиться — к семи вечера нас уже ждут и, надеюсь, ждут не только хлебом-солью, но и натопленной баней.

Полысаевка. Где-то в России.

Минус семь по Цельсию.

Деревня гудела, как улей, начиная с самого утра.

Как же, заморские гости, и это к Захаровне! Да, внучка у ейной сестры, той, что в городе живет, вроде как переводчица, вот и возит. А сколько их? Да Бог знает, но встретим, как полагается.

Жарился в печах хлеб, шкворчала на сковородах картошка, лепились пельмешки, да не простые, а с отборным мясом, сальцом и перцем, чтобы не пресные, а с пряным бульончиком внутри, как сварятся. Кто-то занялся борщом, кто-то поросенком — для такого случая как ни запечь?

Дрова для баньки нарубили еще в обед, печи в домах почистили, стены и столы отмыли, да постелили на них лучшие вышитые вручную скатерти — кто знает, а вдруг заглянут посетители на огонек? А не заглянут, так все равно глазу приятно.

Бабки пшыкали на внучат — нечего горячую выпечку и варенье таскать; деды почесывали усы да бороды — маленькая деревушка, и показать-то нечего… Ну, ежель гости не привередливые, то настойку на стол поставим, угостим перцовой, да расскажем историю края. Хоть и жидкая она, история-то, но какая уж есть, не обессудьте.

Раз уж в Полысаевку пожаловали, то, как говорится, чем богаты…

К шести часам у Захаровны начал толпиться народ: курить, балагурить, поглядывать на дорогу. Когда они там пожалуют? И на чем? Главное, чтобы картошечка не успела остыть.

Солнце медленно скользило к горизонту; сидел на заснеженной обочине серый кобель — немецкая овчарка по кличке Карат, принюхивался к долетающим из избы запахам жареного мяса.

Над банькой, неторопливо уползая в темнеющее небо, вился дымок.

*****

— Где это мы?

— Снова у меня на родине. Только на этот раз не в городе, а в деревне, я вам о них рассказывала.

Мы шагали вдоль леса по покрытой грязью дороге. Восемь пар обуви — семь мужских и одна женская. Снег, не желая уходить и поддаваться влиянию весны, все еще лежал толстым слоем в низинах и по берегам узенькой речки.

Миновали деревянный мост. За поворотом показались приземистые домики; я посмотрела на часы: как раз к семи.

— Покажу вам, как живут вдали от столицы и чем дышат местные люди. Тут в основном старики, молодняк уезжает жить и работать в города. А здесь тихо, развлечений никаких, зато остались традиции, думаю, вам будет интересно взглянуть. Нам обещали подготовить баньку…

— Баньку?

— Да, помоетесь, попаритесь березовыми вениками, в снег попрыгаете, благо, он еще не растаял.

Шагающие рядом со мной мужчины переглянулись.

— А зачем в снег?

— Для контраста температур. Бодрит.

— В одежде?

— Голышом.

— Совсем?!

— А то.

Ответом мне служило настороженное молчание.

Я улыбнулась.

— Ничего, пара рюмок водки, и вам станет понятно, что к чему. Воспринимайте это как местное развлечение.

*****

Гости, все как на подбор, оказались здоровыми молодцами, даже бугаями: высокие, статные, кровь с молоком. И на каких только харчах так отъелись?

Местные бабы засмотрелись.

Поначалу визитеры настороженно озирались, рассматривали приготовленный стол, собравшейся в тесной комнатушке народ, слушали имена, запоминали, вежливо кивали. Говорили мало и с акцентом, еду пробовали аккуратно и по чуть-чуть, будто боялись, что не пойдет она привыкшим к заморской пище желудкам.

Но постепенно распробовали и борщ, и порося, научились пельмени есть ложкой и со сметаной, стали крошить сверху зеленый лучок, выращенный бабой Варей в избе на подоконнике. А после нескольких доз настойки заметно оттаяли, расслабились, повеселели, сделались розовыми.

Мужики возрадовались — оценили гости настойку! Знать, есть у них вкус, и губа не дура!

Вечер пошел веселее.

Бабки после той же настойки принялись бомбардировать молодцев вопросами: Ильична все выспрашивала, как да где живут, Олеговна — про работу, Васильевна тут же попыталась сосватать внучку за того, что с черным хвостом — уж больно он, мол, на ейного покойного мужа в молодости походил. Ведь говорят, что когда ладони квадратные, а брови широкие, то и характер хороший, не взбалмошный и не дурной, как раз бы ее Нинке такой подошел.

После этой фразы Баал стал прятать нарастающий шок под вежливой маской, а руки — под столом.

Один из дедов, перебрав с перцовкой, попытался было затянуть фронтовую, но его прервали, сказали, песнопения будут позже, сначала бы гостей отмыть в баньке, они как раз дозрели. Поэтому через пять минут раздобревшим иностранцам выдали валенки с галошами (нечего свои хорошие ботинки стаптывать), объяснили, где взять веники, мыло, черпаки и что с ними делать, а после отправили в конец огорода, где уже давно протопился деревянный сруб.

Напоследок предупредили, в какой сугроб лучше прыгать, чтобы уж наверняка…

Стоило молодцам хлопнуть дверью, как местные женщины — из разряда «все, кому еще нет пятидесяти» — тут же перебежали в дальнюю комнату и, толкаясь задами, приклеились к окнам.

*****

Пока спецотряд намывался (или чего уж он там делал?) в бане, я успела пообщаться с половиной собравшихся у двоюродной бабушки родственников: ответить на разномастные вопросы, поблагодарить за еду и прием, рассказать пару баек «с работы» — повеселить стариков историями городской жизни.

Здесь, в Полысаевке, гости случались редко, а уж иностранцы и того реже. Проще говоря, никогда.

Казалось бы, двадцать первый век, коммуникации, телевидение, давно открыты границы, а в таких вот затерянных закутках люди все так и живут, как пятьдесят, как сто лет назад: чугунные чаны, противни для жарки хлеба, корыта для стирки… Живут и не тужат, как мы иногда думаем, выходят вечером на завалинку, садятся на знакомое бревно у прогревшегося за день забора и смотрят, как клонится к горизонту солнце, а коровы, подгоняемые пастухом, возвращаются домой.