Явь Мари - Апогей

Я спотыкаюсь, поднимая глаза на старика. Спросить, какого она года? И жив ли кто-нибудь из этих людей, помимо него?

— Да. Давно это было. — Усмехается в свою бороду наставник, подъезжая к серванту. — Вот она, родимая. А бокалы вон там… вверху, я бы и не достал… отлично.

Держа фужеры, я выхожу вслед за Захарией, думая над тем, какого черта тут происходит. Он же не мой дедушка, так? Вероятно, нас разделяют даже не два и не три поколения. Но как…

Шок от осознания еще одной правды, так тщательно от меня скрываемой, сбивает с толку. На мгновение я даже забываю о пистолете и намерениях, которые припрятала с такой же «тщательностью», с какой и оружие. Боже, мне кажется, что он уже обо всем догадался.

Мои руки дрожат, когда я ставлю фужеры на журнальный столик. Пытаюсь оправдать такое поведение волнением перед «серьезным» разговором. Думаю, мне это удается, потому что старик понимающе улыбается и открывает бутылку.

— Ну давай! — Мы чокаемся, я по привычке бормочу «чин-чин». — Отличное вино!

Я с ним не согласна: подавляя рвотный рефлекс, глотаю этот уксус. Похоже, бутыль стояла там не один десяток лет.

— Что ж… — Он причмокивает, словно напиток действительно пришелся ему по вкусу. — Ты же знаешь, для чего я тебя позвал. Не только потому, что очень беспокоюсь о тебе… твоя трагедия поразила меня в самое сердце, и я даже не представляю, каково пришлось тебе, родная… но ты хорошо держишься. Как и сказал Кнут, ты сильная, как и все крови Ойге. И я сегодня наконец-то увидел то, что так хотел увидеть. — Он подливает в бокалы вина. — Заглянув в твои глаза сегодня, я понял, что ты готова, Мейа. И я бы настаивал на твоем незамедлительном практическом обучении, если бы не эта новость, донесенная до меня твоим беспокойным братом. Удивительно, по правде говоря, я не ожидал… я имею ввиду, не ожидал, что твоим выбором окажется именно Иуда. Пойми, после того, в каком состоянии я его нашел, мне казалось, этот мальчик никогда не придет в норму. Он был диким, никого к себе не подпускал… не подпускает и поныне, и то, что ты смогла до него достучаться… — Он многозначительно приподнял бокал, одним глотком его осушая. — В вашу честь, Мейа Ойге.

Я — Арье, ублюдок. И совсем скоро это докажу.

— Я одобряю. Да. — Кивнул старик сам себе. — Самое главное для меня, Мейа, как ты уже могла понять, не уничтожение вампиров, а возрождение людской расы. И эта задача лежит на нас, на чистокровных. Я боялся, что по молодости ты можешь не понять всю тяжесть и ответственность уготовленной тебе судьбы. Но вижу, ты отлично соображаешь, раз уж мы с тобой говорим о твоем браке. Да, я его одобряю. Между местью и заключением нового союза между чистокровными, я всегда выберу второе. И я очень рад, что ты сама сделала этот выбор, так как принуждать тебя к чему-либо… тем более к браку с немилым тебе человеком, противоестественно и неприемлемо для меня. И я рад, что вы с Иудой нашли общий язык. Я переживал о нем все это время, как о собственном сыне, он дорог мне… но за все это время я не смог ему помочь, как бы ни старался. Да, исцелять — это работа женщины, но никак не такого старого инвалида, как я. — Захария рассмеялся собственной шутке, а я покривила губы, словно только что лизнула лимон. — Теперь он в надежных руках, так что я совершенно не волнуюсь за него. И, конечно, я хочу, чтобы ты обращалась ко мне по любому поводу… знаешь, если возникнут какие-нибудь вопросы… Понимаю, ты считаешь меня еще чужим человеком, но мы — одна кровь, и я буду рад помочь тебе советом.

— Конечно. — Прохрипела я, беря в руки бокал. Пусть считает, что выражение отвращения на моем лице вызывает вино, а не его лицемерная речь.

— Удивительно, Мейа, как ты похожа на свою мать…

Я вздрагиваю, и бокал падает из моих рук, разбиваясь на мириады осколков. В наступившей тишине думаю, что этой неловкостью сдала себя с потрохами.

— Ничего страшного. Они все равно старые, как я сам. Вон стекло какое тусклое. — Беспечно посмеивается Захария, видя мой тупой взгляд, который я направила себе под ноги. — Знаешь, там в серванте, есть еще один.

— Я принесу… и все уберу. — Бормочу я, после чего встаю с низкого креслица, уходя в его кабинет.

Закрываю дверь, после чего прислоняюсь к ней спиной, пытаясь отдышаться. Не могу больше выносить этот чертов фарс. Зачем тянуть, если итог ясен и без того? Мне должна претить уже одна только мысль о том, что он задерживается на этой земле на секунду… и на еще одну… и еще. Не думаю, что он так же долго сомневался, когда речь зашла о жизни моего отца… моего маленького брата.

Их лица встают перед моими глазами, когда я разворачиваюсь, достаю пистолет, проверяю магазин, после чего резким движением распахиваю дверь. Подняв оружие, я нахожу взглядом совершенно другого человека. Улыбчивый Санта-Клаус уступил место Сатане.

— Мейа, крошка, если бы каждая сопливая девчонка могла меня надуть, я не был бы Захарией Ойге. — Усмехается старик, держа пистолет, наставленный на мою грудь. И мы были бы в равных положениях, если бы мои руки так не дрожали. Хотя думаю именно из-за своей неопытности я куда опаснее. — Знаешь, хоть я и разменял уже сотню лет, время не превратило меня в старого маразматика. А теперь сядь-ка на свое место, и мы с тобой поговорим, как взрослые люди. — Не сводя взгляда с дула пистолета, я подчиняюсь, подходя к столику и опускаясь в кресло. — Вот и ладушки. Ты умная девочка, не в пример своей матери…

— Закрой свой рот, чокнутый ублюдок. — Рычу я, недовольная тем, что так и не смогу лицезреть его беспомощность. — Ты даже имя моей матери произносить не смеешь.

— Твоя мать была сукой, предавшей свою семью. — Бормочет Захария, сплевывая себе под ноги в знак презрения. — Залетела от моего правнука и дала деру: не хотела своему ребенку такой судьбы. Великой судьбы! Судьбы спасителя нашего мира, всей планеты, заселенной этими тварями. Этими… паразитами! Она хотела для тебя другой жизни. Жизни дочери какого-то вшивого деревенского священника, этого слабовольного, слабоумного идиота. А потом родила ему еще одного сопляка, испоганив свою кровь. А знаешь, как я наказываю за предательство? — Видя, как я стискиваю зубы, старик усмехнулся. — Конечно, знаешь. Ей просто повезло сдохнуть раньше. Хочу, чтоб ты знала, что будет с тобой, если ты надумаешь что-то подобное. Поняла?

— Я убью тебя. — Обещаю я едва слышно.

— Убьешь? — Он закатывается в хриплом смехе. — Да ты глянь на себя! Человеческая жизнь — не игрушка…

— Ты просто таракан.

— Едва ли. Я твой любимый дедуля, разве нет? — Под пальцами скользко от пота, руки болят от напряжения, а по щекам текут слезы. Увы, но жалкой картиной чужих мучений удалось насладиться не мне, а моему врагу. — Ох, Мейа, я же знал, что мои потомки похерят все дело, потому и не смог вас оставить. За вами нужен глаз да глаз. Посмотри, что ты наделала… но ладно ты, а вот Иуда. От него я не ожидал! Поганец действительно по уши в тебя втрескался. — Вопреки его словам, я знала, что это не так. Если бы Иуда действительно любил меня, он сделал бы все возможное, чтобы я никогда не узнала правду. — Но я его понимаю, все-таки ты, как и твоя сука-мать, выросла чертовски красивой женщиной.