Ксюша Ангел - Пророчица (СИ)

Что происходит? Кто‑то подменил мою безопасную, уютную жизнь на это безобразие? В нормальном мире бывшие парни не убивают нерожденных младенцев, незнакомцы не цепляются на улице, не называют по имени и не дают странных артефактов. В парней подруг не вселяются убийцы и не выкручивают кишки взглядом. Не приходится бежать по ночному городу в наполовину расстегнутых сапогах, заглядывая в лица прохожих в страхе увидеть знакомое выражение и прищур убийцы.

— Что с тобой происходит, Полина? — прошептала я, отталкиваясь от двери.

— Вот и мне хотелось бы знать!

От неожиданности я вздрогнула. Слишком много сюрпризов на сегодня. Слишком много будоражащих событий, сбивающих с толку, пугающих до одури. Слишком много выплеснутого адреналина, страха, слез и разочарований. Впору стать истеричкой.

— Матвей…

Он стоял в проеме двери, ведущей в гостиную, смотрел на меня со смесью злости и сожаления на лице.

— Все никак не нагуляешься?

Ну вот, снова. Я пришла почти под утро, что никак не играет в мою пользу.

— Я была у Вики.

Прозвучало неубедительно, даже фальшиво. Ну, почему так? Когда говоришь правду, она звучит жалко и неправдоподобно!

— Ага, и она выставила тебя из дома среди ночи.

Он не верил мне. Хотел верить — я видела, как он старается — но не мог. Я бы и сама не поверила. Матвей видел меня с Владом. Это, должно быть, выглядело неоднозначно и провокационно.

— Ничего не было, — сказала я устало. — У меня с Владом ничего…

Новая идея по — шпионски пролезла в сознание. Охотник пришел меня убить, и я на крючке. А еще он может оказаться в любом человеке, которого я знаю. Он может быть в Матвее…

Я попятилась к двери.

— Тогда где ты была неделю? Что мне думать, Полина? — Он сделал несколько шагов навстречу, остановился, словно тоже боялся приблизиться. Это именно он — мой Матвей, не другой мужчина в его теле. Или маскируется? Страх снова вполз в меня, заполонил внутренности вязкой черной жижей подозрений.

— Я чуть с ума не сошел!

— Знаю, — осторожно кивнула я. — Слушай, я не могу пока все объяснить. Думаю, ты был прав, и нам нужно подумать… Решить, что делать дальше…

Даже сейчас это мой Матвей, где гарантия, что завтра охотник не заберется в него? Ведь лучший способ подобраться ко мне — использовать близких.

— Но мы ведь… — Он запнулся, потупил взгляд.

Смотреть на растерянное, помятое лицо близкого человека было невыносимо трудно. Но я больше не имела права рисковать. Даже если охотник не станет вселяться в него — черт, я и правда в это верю — он может причинить вред Матвею. А этого я точно не могу допустить!

— Мне нужно позвонить, а затем я уеду, — сказала я и отвернулась. Не смогу смотреть ему в глаза. Не смогу казаться безразличной.

— Куда уедешь?

— Нужно встретиться с другом.

— Сейчас? Какие встречи могут быть в три часа ночи?!

— Прошу, не начинай…

Говорить было трудно, врать — еще труднее.

— Я просто хочу понять, что происходит. Ты же не объясняешь ничего толком! Какие‑то недельные отсутствия, ночные прогулки с друзьями, тайны… Ты не забыла, что носишь моего ребенка?

Эти слова причинили реальную боль. В груди стало горячо — невыносимо, будто в легкие залили кипяток. Я подняла глаза. Как странно, еще вчера Матвей и слушать меня не хотел, а теперь готов придумать оправдание сам. Его лицо красноречиво говорило: останься.

— Ребенка больше нет, — сказала я. Тишина, последовавшая за этими словами, была гробовой. Я слышала его прерывистое дыхание и собственный пульс.

Нужно держаться — что уж сожалеть? Все кончено. Теперь я поняла это явно. Нормальная жизнь, отношения с парнем, мечты о семье. С работы меня, скорее всего, уволят — я же не предупредила об отпуске. Жить негде — после того, как уйду отсюда, ночевать придется на вокзале. Впрочем, там тоже нельзя. Охотник будет искать — я была в этом уверена. Жизнь полетела под откос, и глупо пытаться делать вид, что все в порядке.

— Как… нет? — Матвей неестественно побледнел, отпрянул.

Меня охватило странное оцепенение, даже безразличие. Мир вокруг померк и казался серым, выцветшим.

Я подошла к телефону, достала из кармана визитку Филиппа.

— Очень просто — нет и все. Неделю назад я сделала аборт.

Не стала смотреть ему в глаза. Поняла, что не выдержу. Не стала думать о последствиях — просто сняла трубку и набрала номер.

Через несколько секунд мне ответил сонный голос:

— Слушаю.

— Это Полина, — сказала я. — Можешь меня забрать?

Желтый «Опель» приехал минут через сорок.

Матвей сидел на кровати, обхватив голову руками, и не двигался. Я собрала вещи — их оказалось на удивление мало, и они поместились в большую спортивную сумку. Коллекцию совят я аккуратно сложила в пакет. Черный смотрел на меня укоризненно круглым желтым глазом. Я поставила пакет рядом с сумкой, выдохнула напряжение.

— Я верну ее тебе. Потом, — сказала тихо.

— Не стоит.

Он выпрямился. Напряженное лицо, сжатые в тонкую линию губы, пустые глаза.

«Прости меня, — подумала я. — Прости и будь счастлив».

В прихожей зазвонил телефон, я бросилась отвечать.

— Выходи.

Коротко и ясно. Филипп приехал, нужно спускаться. Я не знала, что будет завтра, но почему‑то чувствовала: я поступаю правильно. Возможно, потом, когда опасность уйдет, смогу вновь увидеть Матвея, все объяснить.

Нет, объяснить точно не смогу. Тем более, когда самолично сожгла все мосты…

Матвей молчал. Я думала, он будет задавать вопросы, злиться, кричать. Молчание убивало, делало только хуже. Но, наверное, так и должно быть — гнетущая тишина в ответ на ложь о предательстве. Впрочем, такая ли это ложь? Мысленно я предавала его в своих снах, отдаваясь другому, теряя рассудок от его прикосновений. Мысленно, не физически. Но все же.

Я подняла тяжелую сумку, забросила на плечо, в руку взяла пакет.

— Прощай, — прошептала и решительно покинула комнату.

Уже у самой двери услышала брошенную вдогонку фразу:

— Ненавижу тебя.

— Знаю, — ответила я и вышла в ночь.

Квартира Филиппа располагалась в центре — двухкомнатная хрущевка, не особо просторная, но уютная. Светлые обои в цветочек, обклеенные пленкой — самоклейкой межкомнатные двери, немецкое трюмо с витиеватыми выпуклыми рисунками на дверцах и мутным зеркалом.

Филипп внес мои вещи в спальню, поставил у кровати. Атмосфера уютная. Мебели немного: тумбочка из того же гарнитура, что и трюмо в прихожей, высокий шкаф. На полу — светлый, слегка затертый ковер.

— Пока поживешь тут, — сказал Филипп. — Ты использовала жидкость?

Я кивнула.

— Охотник вселился в парня моей подруги. Я выплеснула содержимое пузырька ему в лицо, а потом сбежала.