Ксюша Ангел - Пророчица (СИ)

— Это добровольное решение, — тихо сказал Влад. — Но это часть ритуала.

Я кивнула. Противоречивые чувства: желание драться с ним и простить. Сглотнула и опустилась на одно колено. Почему‑то стало все равно. Резко. Апатия сменила стыд и самоедство, и я произнесла:

— Я принимаю твою власть надо мной…

…Свежий ветер коснулся моего лица. На улице было прохладно и хорошо — гораздо лучше, чем в душном помещении, которое стало свидетелем очередной моей слабости. Уже совсем стемнело, и звезды рассыпались бисером на раскинувшемся куполом небосклоне.

Глеб курил в сторонке, сидя прямо на пожухлой от жары траве. Я присела рядом, взяла у него из рук сигарету, затянулась.

— Теперь ты понимаешь, что значит — быть частью племени. Можешь выбирать. Уйти, отречься, если хочешь.

— Я не уйду, — уверенно сказала я. — По крайней мере, пока не сойдут твои синяки.

Всю дорогу назад я молчала, наполненная противоречивыми ощущениями и вопросами без ответов. Мы вернулись туда, откуда приехали, и припарковались у красивого двухэтажного дома.

— Почему не в город? — сонным голосом спросила я.

— Вермунд просил заехать — говорил, у него для нас новость, — ответил Глеб.

— А мы типа должны повиноваться теперь? После присяги?

Он поморщился.

— Это все формальности, Полина. Но есть одно правило. Всегда слушай, что говорят друзья, а что говорят враги — слушай внимательно, — сказал он с серьезным видом. — Так учил меня отец — тот, что воспитал.

Я не стала с ним спорить. Слушать Влада сейчас хотелось меньше всего, но не идти же в город пешком.

Красивая обстановка гостиной отдавала фальшью. Как странно, ведь люди стремятся так жить — копят, хватаются за деньги, но что они дают в итоге? Иногда от них просто тошнит. И хочется назад, на маленькую кухню с фиалками — где воздух буквально пропитан надежностью и заботой.

Теперь‑то уж точно поздно. Искать, объяснять, мириться. Матвей вряд ли поймет мою магическую составляющую. И уж точно не примет то, что я общаюсь с Владом.

Он подошел ко мне, как только мы вошли в дом. Взял за руку и скомандовал:

— Идем.

Я настолько устала, что не стала даже спорить — послушно поднялась за ним на второй этаж. Он остановился у одной из комнат, открыл дверь и настойчиво подтолкнул меня, побуждая войти.

Комната была большой — больше Олиной — и не зефирной. Двуспальная кремовая кровать с покрывалом на холлофайбере, белый комод, огромное окно, украшенное шторой из газа с косым ламбрикеном. У окна — дверь, ведущая, по — видимому, на балкон.

В углу большая — в половину моего роста — драцена.

— Нравится? — улыбаясь, спросил Влад.

Я нахмурилась.

— Допустим.

— Твоя.

Я еще раз осмотрелась. Прошлась, провела рукой по гладкой поверхности комода. Покачала головой.

— Не знаю…

Влад приблизился, но дотрагиваться не стал. Словно знал, чувствовал, что мне это не нужно. После того, что произошло у очага, я бы этому не удивилась.

— Ты устала. Знаю, ты сомневаешься, и также знаю, как тяжело далась тебе присяга. Я не буду давить и что‑то требовать — сама решишь, что делать. Просто знай, что тебя здесь ждут.

Я вздохнула. Мы проиграли, и Филипп предупреждал, что Влад строил жилище для атли, но жить тут, в его доме…

Тем не менее, я кивнула.

— Хорошо, я останусь. — Подумав немного, добавила: — До завтра.

Влад, казалось, обрадовался. Улыбнулся, потрепал по плечу, но тут же убрал руку, словно боялся, что я сбегу. Признаться, я была близка к этому.

— Глеб тоже останется? — спросила я.

Он удивленно приподнял бровь, но ответил просто:

— Если захочет.

У окна я нашла дверь на небольшой балкончик, открыла ее, вышла на свежий воздух. Подставила лицо ветру, стараясь выгнать ненужное из головы. Не получилось. Как бы ни хотелось противиться, Влад прав: я устала. Нужно поспать, тогда и мысли придут в порядок.

— У меня для тебя подарок. — Улыбнувшись, он достал из кармана брюк продолговатую бархатную коробочку. — Открой.

Я подозрительно покосилась на нее, потом все же открыла. На черной атласной подложке сверкала золотая цепочка и небольшой кулончик — сова. Переливаясь перламутром жемчужного брюшка, он таращился на меня бриллиантовыми глазками.

— Как мило! Я могу отказаться? — с сарказмом спросила я.

Влад покачал головой.

— Это защитный амулет. Ты же не хочешь жить затворницей?

— Над ним колдовала твоя девушка?

— Ты очень смешная, когда ревнуешь.

— Пошел ты!

— Не злись. — Влад примирительно улыбнулся. — Нам нужно научиться выносить друг друга.

Спорить было глупо. Если уж я осталась, должна принять правила этого дома. Или уйти и никогда не видеть сестру. Жизнь казалась все больше несправедливой. Вздохнув, я взяла цепочку и застегнула на шее. Отвернулась, посмотрела вдаль.

На плечи легли теплые руки, несильно сжали.

— Поля…

Как же трудно быть сильной сейчас, когда он так близко! Когда механизм проклятия запущен, и неизвестно, к чему это приведет.

— Сегодня у очага я позволил тебе кое‑что… — Он замолчал, словно обдумывал следующую фразу и боялся сболтнуть лишнее. — Больше не позволю. Эта тема — табу, говорить о ней нельзя. Ни с кем. Надеюсь, с этим не возникнет проблем.

— Ты, и правда, чудовище! Ненавижу…

— Переживу, — ответил Влад и вышел.

Где‑то далеко, за горизонтом ярко сверкнула молния.

— И что мне теперь делать? — тихо спросила я, но больше она не появлялась.

Я проснулась от резкого звука — то ли стекло разбилось, то ли ваза, но впечатление было такое, что кто‑то швырнул стеклянный предмет о стену, и он осыпался у меня в мозгах тысячами осколков. Подскочив, не сразу поняла, где нахожусь. Осмотрелась. Ах, да, точно, я же вчера осталась у Влада. Кровать оказалась очень мягкой, и я отрубилась сразу же, как только голова коснулась подушки.

Не стала врать себе: комната в моем вкусе. Спокойная обстановка — не кричащая о роскоши, но и не близкая к аскетизму. В меру уютная, без обилия рюш, она как бы говорила: тут живет женщина. Так и подкупала остаться. Моя комната… До вчерашнего дня у меня и жилья‑то не было. Как резко все изменилось.

Я нахмурилась. Ведь не решила же, что останусь, а уже мысленно прописалась. Надо много обдумать и, желательно, не здесь.

Грохот за дверью повторился — правда, был уже тише, но в то же время сопровождался криками.

Кричал Кирилл.

— Отвали от меня!

Далее последовала череда нецензурных выражений и возгласов. Я опешила, и несколько секунд сидела в ступоре. Кирилл всегда был хмурым и немногословным, но чтобы скандалить… Хотя, возможно, я просто не знала младшего Макарова.

Любопытство во мне победило смущение, и, наспех одевшись, я вышла из комнаты. Крики доносились снизу — наверное, из гостиной.