Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар

Жослен был застигнут врасплох; думаю, отправляясь к Мелисанде, он готовился ко всему, кроме уважения. На этой неделе он трижды спорил с Делоне, настаивая, что должен сопровождать меня на это свидание, но мой покровитель настоял на том, чтобы Жослен дожидался в особняке Шахризаев и не ездил со мной на маскарад к герцогу де Морбану.

Затверженные жесты выполняются бессознательно, и я не удивилась, когда Жослен ответил своим обычным поклоном.

— С удовольствием, — чинно произнес он.

Мелисанда Шахризай, ослепительная и чопорная в длинном плаще из черно-золотой парчи и с заплетенными в корону волосами, тепло улыбнулась.

— В саду есть ниша, милорд кассилианец, где вы можете уединиться, если пожелаете совершить бдение перед Элуа. Федра, добро пожаловать. — Она наклонилась, чтобы одарить меня приветственным поцелуем, и меня окутал запах ее духов. Поцелуй мне достался мимолетный, и поэтому я удержалась на ногах. Такой краткий, что больше заставил меня занервничать, чем возбудил.

— Ах, юноши, — с еле заметной улыбкой пробормотала Мелисанда, когда воины ушли. — Бурление в крови, и честь превыше всего. Как думаешь, он уже сколько-нибудь влюблен в тебя?

— Жослен, скорее, меня презирает, миледи, — возразила я.

— О, любовь и ненависть — это две грани одного клинка, — беспечно уточнила она, делая знак лакею помочь мне снять накидку, — и разделяющая их кромка еще тоньше и острее, чем лезвия кинжалов твоего кассилианца. — Слуги ввели нас в приемную, скользя впереди к открытым дверям. На ходу Мелисанда взяла меня за руку. — Ты, конечно, отчасти презираешь своих поклонников, но ведь и любишь их, правда?

— Да, миледи, правда. — Я села на отодвинутый для меня стул и приняла кубок отрада , настороженно глядя на Мелисанду. — Немного.

— А скольких из них ты боишься?

Совсем как она, я придержала кубок, не отпивая, и честно ответила:

— По крайней мере одного — совсем не боюсь. Большинство — время от времени. А вас, миледи... вас я боюсь всегда.

Синева ее глаз напоминала предвечернее небо, когда появляются первые звезды.

— Хорошо. — Ее улыбка сулила невообразимое и заставляла меня трепетать. — Не стесняйся, Федра. Сегодня Самая долгая ночь, и я никуда не тороплюсь. Ты не такая как подделки, натасканные с рождения, не такая как псы, корчащиеся под ударами бича в ожидании ласки хозяина. Нет, ты наслаждаешься самой поркой, и лишь самая малость в тебе этому противится. Пусть другие исследуют глубины твоего наслаждения, я же хочу пробудить твой протест.

При этих словах меня передернуло.

— Я подчинюсь всем вашим приказам, миледи.

— Приказам! — Мелисанда подняла свой кубок к свету, разглядывая радужные искорки. — Приказы, Федра, они для капитанов или для генералов. Нам с тобой ни приказы, ни просьбы не нужны. Ты и без них узнаешь, как доставить мне удовольствие, и сделаешь это без лишних слов. — Она с улыбкой салютовала мне кубком. — Отрады!

— Отрады, — бездумно отозвалась я и проглотила отрад . Сладкий и огненный, он обжег мне горло, пробудив воспоминания о многолюдном Большом Зале в Доме Кактуса, о пылающем камине и о запахе еловых ветвей.

— Ах, я очень тебе рада, Федра, в тебе воплотились мои несказанные мечты. — Вставая, Мелисанда отставила пустой кубок и потрепала меня по щеке. — Мои горничные приготовят тебя к балу. Мы отправимся на маскарад Куинселя де Морбана через час.

С этими словами она выплыла из комнаты, оставив шлейф цветочного аромата, и почти тут же за мной явилась служанка с опущенными долу глазами.

Меня уже поджидала горячая ванна. От воды поднимались завитки пара. Вокруг стояли свечи и еще две служанки. Я наслаждалась, пока одна из них умащала меня душистым маслом, а другая сначала расчесала мои темные кудри, а потом уложила их в прическу, вплетя несколько белых лент. Когда камеристка внесла костюм, я встала из воды, позволила прислужницам обернуть мое влажное тело простыней и посмотрела, что же Мелисанда для меня приготовила.

Я давно привыкла к дорогой одежде и уже не удивлялась всяким изыскам, но то верхнее платье меня поразило. Свободное, из прозрачной, мерцающей белой кисеи, с длинными широкими рукавами и сплошь расшитое крохотными бриллиантами.

— Во имя Элуа! И на что же его надевать?

Камеристка хлопотала с полумаской — из бело-коричневых перьев цапли с отверстиями для глаз, обрамленными черным бархатным кантом.

— На вас, миледи, — тихо пояснила она.

В свете свечей легкая ткань просвечивала насквозь. В этом наряде я покажусь нагой перед цветом кушелинской знати.

— Нет.

— Да, миледи, только так. — Держалась она скромно, но никто из слуг Мелисанды не осмелился бы ослушаться свою госпожу. — И еще вот это. — Камеристка протянула мне бархатный ошейник с большой бриллиантовой слезкой и кожаным поводком. Я закрыла глаза. Я уже видела такие ошейники в доме Валерианы. В уединении Двора Ночи они совсем не плохи, но Мелисанда намеревалась продемонстрировать меня в этой сбруе вельможам королевства.

Ласково, но настойчиво служанки одели меня в мерцающий наряд, еще раз расчесали мне волосы, рассыпав локоны по спине, плотно завязали ошейник, уложив бриллиант в ямочку между ключицами, и закрыли мое лицо маской. Когда они закончили, я посмотрела на себя в зеркало.

Из стекла на меня глядело пленительное создание в маске и ошейнике, совершенно обнаженное под искрящимся каскадом кисеи.

— Очень хорошо. — Ироничный голос Мелисанды вспугнул меня и, как раньше Жослен, я уступила давно затверженной привычке. Кассилианцы кланяются, а воспитанники Двора Ночи преклоняют колени. Опустившись на пол, я подняла на Мелисанду глаза.

Насколько я слепила белизной, настолько она была черной. Бархатные юбки мели пол, корсаж туго облегал талию и грудь, над его кромкой вздымались бледные плечи, а руки скрывались под перчатками до локтя. Ее маска тоже была черной, из перьев цвета ночи, радужно переливающихся в свете свечей и сочетающихся с изысканной прической. На шее красовалось бархатное колье с черными опалами, вроде пятнышек на шее баклана. И тут я догадалась, кем нарядилась она и чей образ воплощаю я, вспомнив кушелинское сказание об острове Ис и его темной Леди, которая властвовала над птицами небесными и держала при себе кроткую цаплю. В той легенде остров затонул — не помню точно, по какой причине. Но бакланы, служившие темной Леди, до сих пор кружат над волнами, поглотившими Ис, ловят рыбу и зовут свою госпожу.

— Идем, — позвала Мелисанда и протянула затянутую в перчатку руку к моему поводку. В ее голосе не было ни единой повелительной нотки. Она не сомневалась в моем послушании.

Я встала с колен и с готовностью последовала за ней.