Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар

Пока я проваливалась в наркотический сон, меня вновь нагнал нежный и глубокий голос из воспоминаний — прощальные слова Мелисанды.

— Не бойся, дорогая моя, я не убью тебя, равно как не уничтожу бесподобную фреску или вазу, — мурлыкала она, пока я теряла сознание. — Но ты так много знаешь, что было бы слишком рискованно оставить тебя здесь. Думаю, там жизнь медом не покажется, но поверь, я дарю тебе лучшую возможность ее сохранить. Я даже оставлю тебе мальчишку-кассилианца и буду молиться, чтобы он сумел защитить тебя лучше, чем до сих пор. — Ее пальцы запутались в моих волосах, ласковые и жестокие. — А когда все закончится, если ты выживешь, я тебя разыщу. Это я тебе обещаю, Федра.

Элуа да поможет мне, но тогда — даже тогда! — я отчасти надеялась, что она сдержит слово.

Двор Ночи научил меня служить, а Делоне — думать, но именно Мелисанде Шахризай я обязана умением ненавидеть.

Из дальнейшего пути я помню совсем немного. Не желая больше рисковать, камаэлиты держали нас в повозке, опаивая зельем, и позволяли вернуться в сознание лишь затем, чтобы поесть, попить и облегчиться. Из-за усилившейся тряски я поняла, что дорога стала хуже, а по крену повозки и ругательствам солдат догадалась, когда мы въехали в горы. Продвижение на север давало себя знать холодом, пронизывающим до костей и днем, и ночью, даже в моих отравленных, запятнанных кровью снах.

Но я не была уверена, куда мы держим путь, пока шатающихся и подслеповато щурящихся на солнце нас не выпустили на снежную равнину за Камаэльским хребтом.

Восемь мужчин, ощетинившиеся сталью и укутанные в шкуры, сидели полукругом на высоких мохнатых лошадях и смотрели на нас. Один из них — с бронзового цвета повязкой на соломенных волосах и роскошными усами — бросил командиру камаэлитов грязный кожаный мешок, звякнувший монетами, и что-то сказал на гортанном языке. Жослен приоткрыл рот и нахмурился, силясь уловить, что происходит.

Я же все поняла: говорили на скальдийском.

Северный варвар только что заплатил цену за двух ангелийских рабов.

Судя по быстроте, с которой свершился обмен товара на деньги, сделка была оговорена заранее. Монеты в мешке пересчитали, после чего командир камаэлитов рассек путы на запястьях Жослена и приказал солдату принести наши вещи. Тот швырнул на землю перевязанный сверток, из которого торчала рукоять меча кассилианца. А потом наши конвоиры разом развернули коней и устремились к горной тропе. Замыкающий бдительно оглядывался на скальдов, которые равнодушно наблюдали за отбытием ангелийцев.

Жослен перенес внимание со скачущих прочь солдат на бесстрастных северных варваров, а затем ошеломленно посмотрел на меня.

— Что происходит? — наконец спросил он. — Ты понимаешь, что это было?

— Да. — Я стояла по щиколотку в снегу, ежась под ярким солнцем. Небо над головой слепило ледяной голубизной. — Камаэлиты только что продали нас скальдам в рабство.

Хоть Жослен был не мастак отгадывать загадки, действовал он всегда стремительно. Слова только сорвались с моих губ, а он уже несся к свертку с мечом, взрывая снег.

Предводитель скальдов разразился хохотом и окрикнул своих людей. Один из них пришпорил мохнатого коня и рванул наперерез Жослену, который шустро увернулся. Другой варвар вытащил короткое копье и проскакал мимо тючка, нарушив снежную целину, на ходу он наклонился и ловко подцепил сверток на острие. Жослен устремился к нему, но скальд, взмахнув копьем, кинул наши пожитки товарищу.

Смеющиеся варвары, раскрасневшиеся и веселые, окружили кассилианца и принялись перебрасывать друг другу сверток. Жослен безнадежно метался между ними, увязая в снегу. Вожак скальдов сидел поодаль, ощерив в улыбке крепкие белые зубы, и наблюдал за жестокой игрой. Неужели камаэлиты развязали руки Жослену, наперед зная, что за этим последует?

Это издевательство было еще хуже, чем забавы Шиповников в Сенях Ночи, но я терпела до последнего, прежде чем выдать наше единственное преимущество.

— Оставьте его! — крикнула я вожаку на скальдийском, и мой голос разнесся над снежной равниной. — Он не понимает.

Желтые брови скальда приподнялись, но ничем иным он удивления не выказал. Жослен же, со своей стороны, прекратил бесплодные попытки завладеть оружием и уставился на меня так, словно внезапно на моем лбу раскрылся третий глаз. Вожак небрежно махнул своим людям, подъехал ко мне поближе и посмотрел сверху вниз. Его глаза оказались светло-серыми и неожиданно проницательными.

— Люди Кильберхаара утаили, что ты говоришь на нашем языке, — сказал он.

— Они сами того не знали, — ответила я по-скальдийски, изо всех сил стараясь смотреть твердо, хотя меня била дрожь. «Кильберхаар — среброволосый», — перевела я про себя и вспомнила блестящие изморозные волосы Исидора д’Эгльмора. — Они много чего не знают.

Варвар запрокинул голову и расхохотался.

— Истинная правда, ангелийка! Говоришь, твой товарищ не понимает. А ты? Что ты сумела понять?

По-прежнему не сводя с него глаз, я опустилась на колени прямо в снег, так грациозно, насколько позволили замерзшие ноги.

— Я понимаю, что стала вашей рабыней, милорд.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул он и крикнул одному из своих людей: — Харальд! Дай моей рабыне накидку! Эти ангелийцы все задохлики, а я не хочу, чтобы она окоченела насмерть, не успев согреть мою постель!

Варвары снова разразились смехом, но меня это не задело; зато юноша с едва пробивающимися усами, ухмыляясь, подъехал ближе и кинул мне накидку из волчьих шкур. Я закуталась в нее и заледеневшими пальцами застегнула фибулу.

— Водянистая кровь, — заметил мой скальдийский хозяин, — хотя, говорят, иногда вскипает. — Он подхватил меня мускулистой рукой и усадил в седло позади себя. — Поедешь со мной, малютка. Я Гюнтер Арнлаугсон. Скажи мальчишке, чтобы не валял дурака.

Гюнтер развернул коня, оказавшись боком ко все еще пялящемуся на меня кассилианцу.

— Жослен, не сопротивляйся, смирись, — прошелестела я, перестукивая зубами от холода. — Просто так они нас не убьют — слишком дорого заплатили. Скальды ценят своих рабов.

— Нет. — Голубые глаза Жослена полыхнули яростью, ноздри раздулись.— Я подвел тебя с Мелисандой Шахризай, я подвел тебя с людьми д’Эгльмора, но клянусь, Федра, здесь и сейчас я сработаю как надо! Не проси меня предать мои обеты! — Он заговорил тише: — Меч скальда у тебя под рукой. Достань его для меня, и, клянусь, я вытащу нас отсюда.

Я не стала смотреть — и так чувствовала обмотанную кожей рукоять, торчащую из ножен рядом с моим левым локтем. Жослен был прав, достать меч не составило бы мне труда.

Но мы с ним были одни посреди чужой ледяной пустыни. И для начала, даже вооруженному, кассилианцу пришлось бы противостоять восьмерым конным скальдам, закаленным в боях.