Анна Милтон - Особенная

Я стояла в тени дерева и смотрела на мраморное надгробие, где красивым каллиграфическим почерком было выгравировано:

"Маркус Джейсон Остмен

20.03.1972 — 12.06.2013 гг.

Лили Элизабет Остмен

13.07.1973 — 12.06.2013 гг.

Вы навсегда останетесь в нашей памяти и сердцах. Помним и любим вас".

Ровно девять месяцев назад погибли мои родители.

Наш автомобиль столкнулся с темно-синим "Джипом Гранд Чероки". Но виновных в происшествии не было. Точнее, во всем виноват туман, из-за которого мой отец и водитель другой машины не увидели друг друга и столкнулись. Кстати, тело того, кто сидел за рулем "Джипа" не нашли на месте аварии. А потом выяснилось, что автомобиль вообще принадлежал некому Брюсу Гилберту, который заявил о пропаже своей машины за день до автокатастрофы…

Тот злополучный вечер оставил много загадок, которые и по сей день не покидали пределов моего разума. Но полиция, в отличие от меня, с легкостью наплюнула на дело и закрыла его. Для них и так все очевидно. Для них не важно, к примеру, то, куда делся водитель "Джипа". Как человек мог после лобового столкновения скрыться с места? Как? Я не понимаю.

Не прошло и месяца, как происшествие, унесшее жизнь самых дорогих мне людей, оказалось забытым и потерянным среди сотен других нераскрытых дел.

В тот вечер я ехала с родителями в аэропорт. Они отправлялись в Чикаго по делам. Когда все случилось, мама и папа погибли на месте, а мне чудесным образом удалось выжить. Доктор Лоствуд сказал, что мне стоит благодарить своего ангела-хранителя, потому что после таких травм, которые я получила, умирают.

Лучше бы я погибла, потому что боль, которая съедала меня изнутри, мешала жить спокойно, засыпать ночами и просыпаться по утрам. Каждый день я прокручивала в сознании тот вечер, навсегда изменивший мою жизнь, перевернувший все вверх дном. Я помнила, как очнувшись в больнице, услышала ужасные слова о том, что родители не выжили. Это были самые худшие минуты в моей жизни.

Я крепко зажмурила глаза. Боль, эта дикая боль проникла в каждую клетку моего тела, наполнила их до краев. Она резко ворвалась в сердце, уничтожив в нем все светлое и хорошее. Она разбила его на миллиарды маленьких осколков, которые теперь невозможно собрать воедино. Боль очернила душу, она поглотила меня в темноту.

Даже спустя девять месяцев я не верила. Не верила в то, что больше никогда не смогу увидеть их… увидеть счастливую улыбку мамы, увидеть добрый снисходительный взгляд папы. Я больше никогда не смогу подойти к ним и сказать, что люблю их, и что я рада, что они есть у меня. А еще авария заставила меня каждый день, каждую минуту сожалеть о том, что я не говорила им этого чаще.

Перед глазами стоял ясный образ родителей, они улыбались, с любовью смотрели на меня. Но это только моя память. Это не по-настоящему. Их нет. Их больше нет.

Мое сердце разрывалось снова и снова, затем восстанавливалось, и вновь крошилось, как печенье. И так каждый раз. Каждый день я заставляла себя вставать с кровати и жить дальше.

Тяжелые капли дождя упали на лицо, скатившись по щекам и скулам и смешавшись со слезами. Я пришла в чувства и поняла, что до сих пор сжимаю в руке цветы. Четыре белые лилии. Мама обожала их.

― Эй, ты как? ― рядом с собой я услышала тихий голос Клэр.

Я прерывисто вздохнула и посмотрела на нее. Она ― все, что у меня осталось. Единственная крупица света среди бесконечности тьмы. Единственная соломинка, за которую я хватаюсь из последних сил, чтобы не исчезнуть в своей боли.

Клэр моя сестра. Она старше на пять лет. Ей двадцать три. Клэр живет в Нью-Йорке, год назад, за несколько месяцев до аварии, вышла замуж за сына бизнесмена и счастлива в браке. Она очень красива. Стройная, высокая, с длинными вьющимися волосами шоколадного оттенка и большими тепло-карими глазами. Она больше похожа на родителей, чем я. У нее глаза папы, а волосы и многие черты лица мамы. Я же внешне совершенно отличаюсь. У меня светло-русые волосы и зеленые глаза. Я немного худее Клэр и на полголовы ниже.

Когда все случилось, Клэр отдыхала на Южном берегу Франции. Она все бросила и приехала сюда, ко мне, когда узнала, что произошло, и что родителей больше нет.

― Нормально, ― запоздало отозвалась я.

Губы Клэр расплылись в понимающей улыбке.

― Я скучаю по ним, ― сказала она, обняв меня за плечи.

― И я.

Мой мрачный взгляд упал на надгробие. Я медленно опустилась на корточки и положила цветы на могилу.

― Я люблю вас, ― прошептала я, проведя рукой по выгравированным именам родителей.

― Ангелы позаботятся о них, ― сказала Клэр.

― Если они не сделают этого, я разнесу небеса, ― пробормотала я, поднимаясь.

― Я помогу.

Стало прохладнее, а моросящий дождь превратился в ливень. Сегодня воскресенье. Очередной унылый, пасмурный день в городе Данвилл, штат Вирджиния.

Клэр раскрыла черный зонт, и мы поспешили покинуть кладбище.

― Во сколько у тебя самолет? ― спросила я, когда мы сели в машину сестры, черную "Ауди Q5".

― Приедем домой, возьму вещи и сразу в аэропорт, ― ответила Клэр, заводя автомобиль.

Весь июнь и июль я провела в больнице. Восстанавливалась после тяжелых травм, полученных в аварии. Клэр оставила Францию и единственного, первого и неповторимого мужа Ричарда, чтобы быть вместе со мной. Она поддерживала меня. Не проходило и дня, чтобы она не сидела в моей палате и не лечила мою душу от ран, которые никогда не затянутся.

В конце июля я уже могла спокойно передвигаться по больнице, выходить на улицу и гулять. Клэр договорилась с моим лечащим врачом о выписке. Третьего августа я уехала с ней в Нью-Йорк, где пробыла до последней недели месяца. Потом я была вынуждена вернуться в Данвилл, чтобы начать готовиться к школьному году. Клэр вернулась со мной.

И все это время, с сентября (а сейчас март) она жила здесь, вдали от Ричарда. Из-за работы он не мог переехать вместе с ней и жить здесь. Но он прилетал на Рождественские каникулы, старался бывать в Данвилле как можно чаще. Я чувствовала себя ужасно оттого, что являюсь причиной их с Клэр долгой разлуки. И еще потому, что я несовершеннолетняя, мне только семнадцать, и сестра оформила надо мной опеку, как единственный близкий родственник. Теперь я груз на ее плечах. А ведь у нее своя жизнь, своя семья.