Елена Острикова - Проводники судьбы (СИ)

— Какая теперь разница?!

— Разница есть, — укоризненно возразил Антон. — Тебе есть что терять. Или будет.

С этими словами он вернулся в машину и захлопнул за собой дверцу. Прежде чем Александр смог последовать его примеру, сухой щелчок возвестил о блокировке дверей.

Быстро заведя машину, Антон дал задний ход. Руки Александра беспомощно скользнули по капоту, оставив на нем багровые разводы. Не сумев сохранить равновесия, он упал на асфальт и так и остался лежать в дорожной пыли, в то время как машина Антона скрылась за поворотом.

Александр плохо помнил, как добрался до подъезда. Какая ирония! В тот единственный раз, когда он на свой страх и риск готов был воспользоваться лифтом, тот не работал. Каким образом ему удалось преодолеть шесть этажей ступенек, ставших почему‑то именно в этот злополучный день на удивление крутыми, Александру тоже было невдомек. Он не помнил, сколько раз падал и поднимался; не помнил, сколько раз готов был позавидовать печальной участи юной художницы Оксаны. Антон посоветовал ему не привлекать к себе излишнего внимания. В этом Вернадский, конечно, был прав. Интересно, пятна крови на лестнице до самого входа в квартиру — это очень подозрительно?

Через стену неясных сбивчивых мыслей в сознание Александра пробился чей‑то крик. Приоткрыв глаза, он осознал, что лежит на лестничной площадке и над ним кто‑то склонился. Моргнув несколько раз, пока картинка не перестала расплываться перед глазами, Александр узнал Никиту.

— Эй, слышишь меня? — в голосе парня звучала паника.

— Да, — прошептал Александр, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал тверже и увереннее. — Я в порядке.

— Оно и видно, — пробормотал Никита. — Я вызываю «скорую», — сообщил он, доставая из кармана сотовый.

— Нет! — Александр слабым движением схватил его за руку.

— Ты сам себя‑то видел? — за раздражением в его голосе скрывался страх. — Я раньше даже не знал, что в одном человеке может быть столько крови. Это опасно, чувак!

— Не вся кровь моя.

Никита вздрогнул, услышав это, но поспешно закрыл телефон и спрятал его назад в карман.

— Ладно, я не хочу знать, что произошло. Скажи: как я могу помочь?

— Помоги мне добраться до квартиры.

Никита кивнул. Бросив на Александра полный сомнений взгляд, явно боясь своим прикосновением повредить ему еще больше, он помог ему сесть, а потом и подняться на ноги. Положив руку Александра себе на плечи и поддерживая его за талию, Никита начал мучительный подъем длиной в шестнадцать ступенек.

Несмотря на все старания Александра держаться в вертикальном положении, он явственно осознавал, что добрая половина его веса, что, вопреки первому впечатлению, было тоже немало, приходилась на Никиту.

Мира была права, права во всем. Пусть она умерла, но ее добрый дух, все то, что она когда‑либо сделала или сказала ему, останется с ним навсегда.

Не дожидаясь приглашения, Никита отыскал в карманах Александра ключи и сам открыл квартиру.

— Есть аптечка? — спросил он, помогая Александру улечься на диване.

— Ничего не надо. Спасибо тебе. Я никогда… никогда не забуду…

Голос Александра постепенно переходил в невнятное бормотание по мере того, как он погружался в сон.

— Эй! Не спи! — Никита слегка потряс его за плечи. — Что мне еще сделать? Позвонить кому‑нибудь?

— Ничего не надо, — повторил Александр. — Оставь меня. Если нас увидят вместе, у тебя будут неприятности.

— Ладно, — Никита опять запустил руку в карман Александра, но тому было решительно все равно.

Александр успел задремать, когда опять услышал знакомый голос:

— Я вбил свой номер в твой сотовый. Если что — звони. Вот, — он положил мобильный на столик в зоне досягаемости Александра. — Хотя, конечно, лучше сразу набирай «01». Если что, у меня тоже есть твой номер.

— Спасибо, — прошептал Александр. Он уже не слышал, как Никита покидал квартиру.

Александр проснулся от телефонного звонка. На улице уже было темно.

— Санек, ну как ты там? Живой?

Приходя в себя после сна, Александр судорожно стал вспоминать, кто из его знакомых может так к нему обращаться, но собеседник избавил его от тяжких раздумий:

— Это я, Никита. Ты в порядке?

— Да, в полном. Мне намного лучше, — машинально ответил Александр и почти что с удивлением осознал, что так оно и есть.

Головокружение и слабость ушли, боли он больше не чувствовал. Раны полностью зажили.

Ответив еще на несколько вопросов и поблагодарив за звонок, Александр положил трубку. До полуночи оставалось чуть больше часа, но для него день только начинался.

Может быть, Антон и прав. Может быть, столетия спустя он и сам станет Оракулом, послушным орудием в руках Судьбы, ее Проводником. Если так, то он, конечно, пожалеет о многих своих поступках. Но пока он свободен. А это значит, что Антону Вернадскому суждено горько пожалеть о смерти Миры — о том пути, по которому он провел судьбу на этот раз. Убить бессмертного крайне сложно, и даже знание его проклятия немногим облегчает задачу. Но можно, сохранив жизнь, превратить его существование в ад. Пусть он отказался от привязанностей к местам, к вещам, даже к людям (ну, или, по крайней мере, пытается отказаться, ведь убить в себе разом все человеческое очень непросто, верно?). Но есть шанс преуспеть в другом: разрушить все его начинания, позволив развиваться событиям в произвольном направлении. Может быть, это неправильно; может быть, даже кому‑то повредит, может быть, он впоследствии горько пожалеет, но пока Александру все равно.

Александр принял душ и переоделся. Излишнее внимание к собственной персоне — для него сейчас непозволительная роскошь.

Звуковой сигнал привлек его внимание к сотовому. На экране высветилась SMS:

«В полночь на кладбище».

Ее прислал Антон Вернадский.

Без четверти двенадцать Александр остановил машину у кладбищенских ворот.

Лунный свет заливал могилы и ограды, отбрасывавшие тени причудливых очертаний. Чуть поодаль, хотя и не в самом конце кладбища, тьму прорезал свет фонаря. Зоркий глаз Александра без труда различил там какое‑то движение. Он шел между рядами могил, там, где не далее, как сегодня ступали ноги скорбящих. И путь его лежал к свежей еще, не так давно зарытой могиле, утопавшей в море цветов, слабый аромат которых ветер до сих пор разносил по мертвой земле. Он не знал, кто умер и что оборвало эту жизнь. Пройди он здесь часами раньше, его погубило бы горе близких и друзей. Но в этот полночный час лишь молодое лицо на посмертном портрете, скрытое от глаз темнотой, улыбалось ему последней грустной улыбкой.

Бояться надо живых: мертвые уже не причинят вреда.