Фиона Макинтош - Гобелен

– Заходите еще. Пользуйтесь информацией, которую получили от меня. Пользуйтесь знаниями. Говорю вам – вы одна, без посторонней помощи, сумеете сохранить жизнь Уильяму.

«Уильям». Джейн никогда его так не называла. От нахлынувших чувств она едва не разрыдалась.

– Ох, только бы знать, как это сделать… Только бы знать…

Робин погладил ее ладонь.

– Загляните в себя. Все ответы – в вашей душе. Пусть у вас пока нет моей уверенности – просто знайте: я показал вам путь. Понимаю: вы нуждаетесь в ощущении контроля над ситуацией. Но ведь только вам решать, пуститься ли по указанной тропе или оставить все как есть. Это нелегкий выбор. Вот еще что следует помнить: все в жизни взаимосвязано.

Джейн молчала. Робин тоже замолк, будто ждал чего-то. Джейн передернула плечами.

– Каждое действие обязательно будет иметь последствия, – выдал наконец Робин.

– Ну да, конечно, – подхватила Джейн, чтобы убедить Робина – она улавливает его мысль.

– Брось в тихую воду камушек…

– И круги пойдут по всему пруду! – договорила Джейн.

Метафора была понятна; Джейн не знала только, как ее применить к своей ситуации.

– Верно, – сказал Робин, очень довольный, будто они пришли к некоему консенсусу. – Иными словами, за все надо платить.

– Робин, я… – Джейн осеклась, качнула головой. Робин говорил сейчас как настоящий волшебник; пожалуй, такой тон ей по нраву. Ответов она и не ждала, если уж быть честной. Она пришла, чтобы отвлечься, – и Робин ее отвлек. Джейн покосилась на часы. Родители, наверно, уже волнуются. – Мне пора идти.

Он кивнул, и снова Джейн отметила удивительную проницательность его взгляда. Похоже, Робин читает ее мысли, ориентируется в ее душе лучше, чем сама Джейн, предвидит ее поступки, чувствует ее боль.

– Может, наши пути еще пересекутся, – обронил Робин.

Джейн грустно улыбнулась.

– Вы так тепло ко мне отнеслись, а ведь раньше никогда не видели. Надеюсь, человеку за все воздается – а за добро в первую очередь.

Робин хмыкнул.

– Что верно, то верно. Берегите себя, Джейн. У вас впереди тернистый путь, но вы из тех, для кого нет преград. Всегда об этом помните.

– Можно еще к вам прийти?

– Зачем?

– Вдруг у меня появятся новые вопросы.

Он заметил флайер, торчавший из кармана ее пальто.

– Разумеется, можно.

И Джейн ушла, махнув на прощание рукой; почти сбежала по крутым ступеням. Странный персонаж этот Робин, думала она; однако какую уверенность сумел ей внушить за недолгое время беседы! За эту-то уверенность и надо держаться, из нее надо черпать силы, если и впрямь Джейн ждет тернистый путь.

В начале сентября казалось, армию лорда Мара удержать невозможно. Герцога Аргайла отправили в Эдинбург для принятия командования над правительственными войсками. Между тем армия шотландских повстанцев росла как снежный ком; у шотландцев были два огромных преимущества – многочисленность и боевой дух.

Однако уже через месяц горькое пророчество Уильяма Максвелла сбылось. Его слова набатом отдавались теперь в головах товарищей по оружию – да и в его собственной голове. Выяснилось, что новый регент Франции очень ценит дружбу с Георгом I, королем английским; снабжение армии якобитов не входит в его планы. Как и опасались Уильям и его единомышленники, французские корабли распоряжением регента были освобождены от бесценного груза. Поставки оружия и наемников откладывались на неопределенный срок.

Наступил октябрь. С каждым днем становилось яснее – король-изгнанник Иаков III едва ли вернется в Шотландию триумфатором, даром что преданные ему католики успели во многих городах провозгласить его законным государем, даром что к восстанию примкнуло изрядное количество англичан, не отрекшихся от исконной католической веры.

И все же горцы пока были с армией – хотя лорд Мар показал себя плохим стратегом и еще худшим полководцем.

– Мы все погибнем из-за его нерешительности! – ворчал Уильям, греясь у костра.

Они стояли лагерем в окрестностях Перта. Провианта и оружия катастрофически не хватало. Уильям сверкнул глазами на двоих товарищей, с которыми делил скудную трапезу – тощего кролика и жидкий эль. В отсветах пламени оба дворянина показались почти призраками; по лицам их Уильям понял, что не сообщил ничего принципиально нового. И все же он чувствовал себя обязанным произнести эти слова. Пусть лучше его упрекнут в робости, чем в пренебрежении жизнями своих солдат. Уильям указал на россыпь костерков, подле которых пытались согреться его подчиненные. Угрюмые, подавленные, ссутулившиеся от холода, они сидели группками. Одни тянули заунывные песни, другие резались в кости при тусклом свете, но большинство хранило мрачное молчание.

– Вот она, наша армия, полюбуйтесь, – снова заговорил Уильям. – Голодные, озябшие, промокшие бедолаги. В то время как англичане едят досыта, ночуют в тепле и вдобавок хорошо обучены. Вправе ли мы ожидать, что с нами останутся фермеры, отлично знающие, что без них голодают их семьи и хворает скот? – Уильям помолчал, но ответа не дождался. – Вот что – сегодня же напишу к лорду Мару. Он должен понять, что с горцами так нельзя. Горец нуждается в четких указаниях и деятельности – иначе он скучает, а от скучающего горца толку ни на грош.

Увы: отвага, с какой Уильям взялся критиковать полководца, не нашла отклика у его собеседников – с их стороны не последовало никакой реакции.

Октябрь кончился, зима наступала на пятки. Худо-бедно якобиты добрались до английской границы; Уильям чувствовал – это последний бросок, дальше побед ждать не приходится.

Девятого ноября, в среду, на рассвете зарядил мелкий серый дождь. Холод запустил когти под тартаны горцев, заставил ежиться и дрожать даже самых крепких мужчин. Отвратительная погода отнюдь не способствовала росту боевого духа – никто из якобитов уже не надеялся, что марш-бросок завершится триумфом.

Один из вассалов графа, внебрачный сын из семейства Поллок, с которым Максвеллы состояли в родстве, поравнялся с Уильямом. Медленно ехали они в хвосте колонны, удрученно смотрели на промокших, грязных ополченцев.

– Не знаю, милорд, как нам это удается, да только я привык верить собственным глазам, – произнес Поллок. – А солдаты верят, что вы обладаете волшебной силой.

Уильям расхохотался.

– О нет, мой Поллок, не обладаю. Говорят, пути Господни неисповедимы; напомните солдатам эту фразу. Скажите, что мы – лишь свидетели проявлений Господней воли, и пускай держатся за эту веру, а не болтают греховных слов. А если честно, я сам не понимаю, как нам удалось зайти столь далеко при столь скудном снабжении. Вдобавок нерешительность нашего полководца воистину хуже козней наших врагов.