Татьяна Корсакова - Беги, ведьма

– Уходи, – сказала Лиза, и огонек свечи дрогнул. – Я не желаю тебя больше слушать.

– Я уйду, но позволь на прощание дать тебе один совет. Читай бумаги, на которых ставишь подпись. Может так статься, что одной из этих бумаг окажется твое завещание.

– Уходи! – Лиза задула свечу и вздохнула с облегчением, когда непроглядная тьма окутала ее со всех сторон…

…Эта осень была неласковой. Осень плакала дождями, срывала с молодых дубов еще зеленые листья, гнала по парковым аллеям к пруду, чтобы превратить в обреченную на неминуемую гибель флотилию. Листья-кораблики покачивались на белых барашках волн, иногда сталкивались, но рано или поздно все равно уходили на дно.

Лиза стояла на берегу, кутаясь в пуховую шаль, и думала, что точно так же идет на дно кораблик ее жизни. Он еще держался, переживая один шторм за другим, но финал все равно предопределен, ей лишь нужно собраться с силами и посмотреть правде в глаза.

Муж ее не любит. Любил ли хоть когда-нибудь до того, как она стала толстой и неуклюжей из-за беременности? Может, и любил, да только это неважно, потому что сейчас Лизу окружает холод, и причиной тому отнюдь не раньше срока наступившая осень с ее ветрами и дождями. Холод теперь живет в ее душе, пожирает мысли, убивает тело. Если бы не ребенок, она бы, наверное, сдалась, позволила холоду победить, но ребенок – пусть родится девочка! – удерживал на плаву кораблик ее жизни крепче самого надежного якоря, заставлял бороться. Бороться с собственным, некогда таким любимым мужем.

Разве, узнав о своей беременности полгода назад, Лиза думала, что такое может случиться? Даже когда тень показала ей ту картинку, Лиза не поверила. Или поверила, но не до конца? Тени никогда не лгут, но и всей правды они тоже не говорят. Такова их суть. Но зерно сомнения, посеянное тенью, уже пустило корни и дало всходы. Если бы Лиза не ждала ребенка, она бы вырвала этот пока еще слабый росток без раздумий и без сожалений. Ребенок, ее еще не рожденная дочка, изменил все. Материнский инстинкт оказался сильнее любви, заставлял прислушиваться, присматриваться, оценивать не только слова, но и поступки.

Клавдия, старая ведьма, первой в доме догадалась о ее беременности и сразу же пошла к своему ненаглядному Петруше, опередила Лизу всего на несколько минут.

– …Твоя жена беременна. – Из-за неплотно прикрытой двери кабинета голос ее выползал со змеиным шипением.

Лиза, уже взявшаяся за дверную ручку, замерла. Есть новости, которые жена должна сообщать своему супругу сама, а не передавать через рядящихся в черные одежды приживалок. Это ее законное право – сказать мужу, что скоро он станет отцом! От злости кровь прилила к щекам, а сердце затрепетало в груди часто-часто. Надо войти, отчитать Клавдию, выставить за дверь. Это счастье она разделит с Петрушей без чужаков.

– Откуда ты знаешь? – Вот только в приглушенном голосе Петруши не слышалось радости.

– Я знаю, глаз наметан. Срок еще небольшой, но очень скоро интересное положение графини станет заметно.

– Как некстати! – Зло скрипнуло кресло. Это Петруша встал из-за стола, принялся мерить шагами кабинет.

– Такое случается, когда супруги делят брачное ложе.

– Но почему?! Столько лет не случалось, а теперь вдруг случилось!

Сердце замерло, кажется, и вовсе перестало биться. Лиза прижалась спиной к стене, крепко зажмурилась, прогоняя непрошеные слезы.

– Я думал, она пустоцвет. Думал, у нас не будет детей и можно не тревожиться.

Из-за чего тревожиться? Какое зло может принести в этот мир невинное дитя?

– У графини слабое здоровье. – Голос Клавдии звучал вкрадчиво. – Я слыхала, в детстве она едва не умерла от какой-то странной болезни. Если вдруг…

– Нельзя, Клавдия! Время сейчас слишком неподходящее. Про мою связь с Лили прознали, грязные слухи уже поползли. А ты же знаешь, как вредят репутации слухи. Особенно сейчас, когда мое положение и без того шатко из-за графа Потоцкого. Уверен: он следит за мной, и если с моей дражайшей во всех смыслах супругой вдруг приключится несчастье, могут начаться разбирательства. Потоцкий такой случай не упустит.

– Ты соблазнил его единственную дочь. – В голосе Клавдии не было и тени упрека – лишь слепое обожание. А Лизу впервые за всю беременность замутило. Вот только не ребенок был тому причиной, а омерзение.

– Эта глупая гусыня мечтала, чтобы ее кто-нибудь соблазнил. Клавдия, я оказал ей услугу, подарил несколько страстных ночей, о которых она будет вспоминать всю свою жалкую жизнь. Ей бы спасибо мне сказать, а она побежала плакаться к папеньке!

– И в самом деле глупая гусыня, – сказала Клавдия злорадно, – но вот ее папенька…

– Да, граф Потоцкий – серьезный враг. Мало того что он богат и весьма влиятелен, так он еще был дружен с моим покойным тестем и всегда считал меня неподходящей партией для Елизаветы. Но хуже другое: он никогда не нападает с открытым забралом, он как паук терпеливо ждет своего часа, чтобы вонзить нож в спину. От решительного шага его удерживает только одно: любовь к дочери пересиливает ненависть ко мне. Потоцкий, так же как и я, не желает, чтобы эта пикантная история получила огласку. Но будь уверена: он неусыпно следит за каждым моим шагом, ждет, когда же я оступлюсь.

– И ты, зная об этом, продолжаешь встречаться с той женщиной. – Теперь в голосе Клавдии был укор. – Она такая же алчная лгунья, как и все остальные.

– Я ее люблю.

– Вот только ей нужны твои деньги, а не твоя любовь.

– Мои деньги? – Лиза почти увидела, как человек, которого она считала своим мужем, усмехнулся. – Разве тебе неизвестно, что у меня почти нет собственных денег? Все принадлежит Елизавете. Мой покойный тесть постарался, даром что выглядел безобидным пропойцей, но деловую хватку имел бульдожью, завещание составил так, что, пока живы его прямые наследники, до основного капитала мне не добраться. Остается довольствоваться жалкими крохами, а это так унизительно! Мне приходится воровать драгоценности жены, чтобы делать подарки любовнице. Счастье, что Лизавета глупа и равнодушна к украшениям, но рано или поздно даже она заметит пропажу.

– Не заметит, если заменить драгоценности хорошими копиями, – хмыкнула Клавдия и тут же добавила: – Но я все равно считаю, что эта женщина – аферистка, недостойная тебя.

– Клавдия, побольше уважения к моим чувствам! – Голос человека, которого Лиза считала своим мужем, возвысился до крика, но тут же упал до испуганного шепота.

– Петруша, не стоит доверяться женщинам. Женщины коварны.

– А ты, Клавдия? Разве ты не коварна?