Мишель Ходкин - Возмездие Мары Дайер

Тот сглотнул, его щеки задрожали при движении, и взял меня за плечи, переворачивая на живот. В какой-то момент к кровати прикрепили специальное приспособление, чтобы мне не пришлось тянуть шею в разные стороны. Я уставилась в пол, обрадовавшись, что хоть он не был зеркальным. По крайней мере, мне не придется на это смотреть.

Лодыжки затянули ремнями. Мужчина свесил мои руки по обеим сторонам и сковал их, будто я обнимала кровать.

— Покажи ей шприц, — сказала доктор Кэллс.

Вэйн подвинул иглу к моим глазам, позволяя рассмотреть ее со всех сторон. Мое сердцебиение ускорилось, а вместе с ним и монитор.

— А ее сердце и должно так биться? — нервно спросил Вэйн.

— Это всего лишь рефлекс, — пояснила Кэллс. — Ее тело все еще реагирует, но эмоции, страх не могут активизировать ее способности, что бы Мара ни думала, — сказала она как бы между делом. — Сознательно или подсознательно.

Вэйн поднял мою больничную рубашку. Я не хотела, чтобы он меня касался, но ничего не могла поделать.

Затем что-то царапнуло пол и скользнуло в мою сторону. Зеркало. Оно отражало мое лицо, бледное, без единой кровинки, а в зеркале на потолке я увидела свою нагую спину. Выглядела худой. Нездоровой.

Мне не хотелось наблюдать за тем, что они собирались со мной делать, и с этим я еще могла хоть что-то поделать. Я закрыла глаза.

— Открой их, — приказала Кэллс. У меня не было выбора, и я ненавидела себя за это.

Она повернула зеркало, и я увидела, как Вэйн взял ватку с металлического столика у кровати и окунул ее в йод. Я вздрогнула, когда он протер мне спину.

Мужчина это заметил.

— Что это значит?

— Просто рефлекс, — раздраженно сказала Кэллс. — Реакция на холод.

Затем она обратилась ко мне:

— Если бы я ударила тебя молотком по колену, Мара, оно бы дернулось. Мы пытаемся приглушить лишь твою реакцию на страх. Если преуспеем, ты сможешь жить нормальной, полноценной жизнью без иррациональных страхов и переживаний, что ты причинишь боль людям, которых любишь, и не только.

Мне смутно помнилось, что когда-то меня это заботило.

— Мы собираемся извлечь несколько капель твоей спинномозговой жидкости, — сказала Кэллс, и Вэйн поднес иглу к моей коже. — Будет немного больно.

С этого момента все для меня происходило в замедленной съемке. Вэйн остановил иглу в миллиметре от моей кожи, а затем проткнул ее холодной сталью. Сперва боль была как от щипка, но чем глубже погружалась иголка, тем быстрее она перерастала в зуд, пульсацию, жжение, и мне хотелось забиться в истерике, но я не могла пошевелиться. Кэллс приказала смотреть на себя в зеркало, мое лицо продолжало быть таким же пустым. Маской, скрывающей каждое чувство. Мой разум кричал, но рот оставался закрытым.

Я почувствовала неприятное давление в области позвоночника, пока шприц вытягивал мою жидкость.

— Ты отлично справляешься, — сказала Кэллс без всяких эмоций. — Разве так не лучше, Мара? Тебе нечего бояться. Это просто иголка и боль. Боль — это лишь чувство, а они нереальны.

Казалось, прошел не один час, прежде чем Вэйн наконец убрал шприц, а боль все не прекращалась. По моей коже плавно стекало что-то мокрое и холодное, но мужчина вытер жидкость ваткой. Мое дыхание было глубоким и спокойным. Я не ахала, меня не тошнило. А я-то думала, таких рефлексов от меня ждали. Видимо, ошибалась.

Вэйн вытер спину, расстегнул ремни на запястьях и лодыжках, а затем ласково — так, что мне стало дурно — повернул меня обратно лицом к потолку.

— Знаю, Мара, опыт не из приятных, — сказала доктор. — Но несмотря на твой внутренний дискомфорт, тест прошел успешно. Лекарство позволяет отделить твою психическую реакцию от физической. Побочный эффект тоже довольно увлекателен, — по ее голосу не скажешь, что она считает это увлекательным.

— Уверена, тебе хотелось отреагировать во время данной процедуры. Закричать, возможно, заплакать. Благодаря медикаменту, твои физические рефлексы работают, но остаются независимыми от эмоций. Другими словами, с анемозином, если кто-то будет резать перед тобой лук или тебе в глаз попадет ресничка, ты все равно заплачешь в ответ на раздражители. Твои глаза попытаются от них избавиться. Но ты больше не будешь плакать из-за страха, грусти или злости. Он разрушит эту связь, чтобы предотвратить потерю контроля, — она нависла надо мной. — Знаю, пока тебе это чувство кажется странным, но ты привыкнешь. Зато польза для тебя и для общества просто безгранична! Когда мы назначим тебе нужную дозу, то будем вкалывать его всего раз в пару месяцев. В конце концов ты сможешь вернуться к семье, ходить ко мне на терапию и жить нормальной жизнью, которой ты так хотела.

Она пригладила мои волосы — материнский жест — и мне захотелось укусить ее.

— Сейчас мы введем тебе еще один препарат, и ты даже не вспомнишь о сегодняшнем неудобстве. Разве не хорошо? — Ее губы расплылись в улыбке, но брови остались нахмуренными. — Вэйн, какая температура в комнате?

Тот подвинулся влево, нажимая на зеркальную стену пальцем. На стекле появились цифры. Стильненько.

— Двадцать один градус.

Кэллс прижала тыльную сторону ладони к моему лбу.

— Она горячая. И потеет. — Женщина вытерла руку об одеяло.

— Это… нормально?

— Это нетипично. В прошлые разы она так не реагировала.

В прошлые разы? Сколько же было этих тестов?

Кэллс достала маленький фонарик из кармана и сказала:

— Не щурься.

Я и не щурилась. Она посветила мне прямо в глаза; хотелось закрыть их, но я не могла.

— Ее зрачки расширены. Не понимаю. Процедура окончена… — ее голос слегка задрожал. — Вэйн, подай, пожалуйста, амилет.

Он достал что-то из черного чемодана. Очередной шприц. Должно быть, мужчина тоже вспотел, так как шприц выскользнул у него из рук и покатился по полу.

— Господи! — буркнула доктор себе под нос.

— Простите, простите, — он потянулся за новым шприцом, но замер, когда монитор у кровати запищал.

Кэллс оглянулась на него.

— У нее падает кровяное давление. Странная реакция. Долго ты еще будешь там возиться?!

Никогда не слышала ее такой. Кэллс всегда была собранной. Но глядя на ее напряженное тело, на вздувшиеся вены на шее… Наверное, мне это привиделось, но я практически чувствовала ее ужас.

Женщина испытывала страх. Из-за меня? За меня? Кто знает, но я получала от этого огромное удовольствие.

Вэйн сжал челюсть и сорвал пломбу со шприца. Затем потянулся к моей руке и уколол в плечо.

Перед глазами поплыло, голова стала свинцовой.

— Отнеси в ее в комнату для осмотров, — это последнее, что я услышала, прежде чем отключилась.

ПРЕЖДЕ

Индия, неизвестная провинция

В день, когда умерла тетушка, наши соседи с настороженностью наблюдали, как мы шествовали из деревни с ее телом на руках. Воздух был таким же безжизненным, как она; речная болезнь забрала ее через день после того, как дядя привел меня в дом. Тетушка была единственной причиной, почему все терпели его: с другой одеждой (всегда синей), другими словами, другими взглядами. Она была особенной, как он мне говорил. Когда она принимала роды, ребенок сам рвался ей на встречу из материнской утробы. Без нее мы были беззащитны. До дня его смерти я не понимала, что это значит.