Танит Ли - Любовь из металла

Но она лишь слегка приподняла свои ухоженные брови, окрашенные всего на тон темнее волос. Она сказала:

— Во-первых, я хотела бы войти.

— Ну тогда давай, проходи, — ответила я. — Как же тебя снаружи удержишь? У тебя разве нет какого-нибудь замковскрывающего чипа?

— Здесь нет, — ответила она.

— Я думала, ты помогала отстраивать это место.

— Не лично, Лорен. Я вкладывала финансы в этот город-убежище. И чип мне был бы предоставлен в случае необходимости. В настоящей ситуации я едва ли имею какую-то власть.

— Это многое меняет.

— Именно, — сказала она. — Я рада, что ты это понимаешь.

Она была заметно ниже меня ростом даже на своих высоченных каблуках. Бесполезно спорить с ней. Зачем она здесь? И зачем она приходила в квартиру на Эйс Авеню?

— И снова спрошу, — сказала я, — чего тебе надо?

— Поговорить с тобой, Лорен, спокойно и здраво. Давай присядем.

— Можешь делать, что хочешь.

— Ты так думаешь? — спросила она. — Для них я заложник или заключенный. Важный заложник, это безусловно. Сюда я летела в кабине ВЛО, вместе с Джейсоном. Такое разочарование — Джейсон. Неблагодарность, продажность, — я содрогаюсь, когда думаю, как много видела и того и другого. — «И как много сделала и того и другого» — мысленно добавила я. — Но абсолютная тупость Джейсона оскорбляет меня гораздо сильнее. — Она присела на покрытый шалью диван. Я подумала: «Знает ли она, что эта комната в точности копирует комнату, которую ее дочь делила с Сильвером?» Должна знать. Она должна была прочесть Книгу, как говорила Джейн-Глая.

Она не осмотрелась. Возможно, чтобы не оскорблять себя еще больше окружающим видом, ведь подобная комната никогда не покажется привлекательной кому-то вроде Деметры. (Но она, тем не менее, заметила гнилой персик. Ее рот скривился в насмешке).

— Однако, — продолжила она, — ты находишься в худшем положении, чем я. Что, я уверена, ты в общих чертах осознаешь.

— Разве?

— Прошу тебя, давай опустим мелочи, Лорен. Ты сейчас… Как мне лучше выразиться? Ты — игрушка для ментально дисфункционального, полностью роботизированного андроида-самца…

— Регистрационное имя, — резко вставила я, — С.И.Л.В.Е.Р.

— Именно. Даже если оно называет себя другим именем; впрочем, воображением оно не отличается. Оно совратило тебя, что вполне соотносится с его главной функцией. Ты была избрана для того, чтобы быть соблазненной, и ты адекватно исполнила свою часть работы на предприятие. Но затем — что уж тебе говорить — с твоей стороны произошла фиксация . Ошибка наивной юной девушки.

— И та же, что у Джейн, — добавила я.

Ее глаза могут напоминать пенистую грязную реку, но они тверды как армированный камень.

— В точности как у Джейн. Она была подростком, у которого могло быть все. Ты — подросток, у которого не было относительно ничего. Но ключевое слово тут «подросток». У нее тоже было… было что-то к этому роботу. И ты развила в себе нечто подобное. Оно — или он, если ты предпочитаешь, — заработало на вас обоих.

— «Что-то»… вроде болезни, — подсказала я.

Аллигаторы и черепа умеют скалиться, только они по-честному демонстрируют больше зубов, чем обнажила она.

— Лорен, — проговорила она, — нам стало бы гораздо проще, если бы ты была способна понять, что я могу быть тебе другом.

— О? Это как?

— Конечно, с такой точки зрения ты этого не видишь. Но если ты позволишь мне детально разобрать для тебя элементы головоломки, то все станет ясно.

— Когда уже куст вокруг тебя загорится? Или это все голос совести ?

Она засмеялась . Мне следовало этого ожидать.

— О, дорогая моя. Я не Господь, — сказала она.

— Да, я в курсе. Я подумала, что, может, ты забыла.

— Бога не существует, — объявила она. — Некому жаловаться, некого винить. Наши собственные души единственно бессмертны.

— Души и роботы.

— Бессмертность робота ограничена временем, в течение которого они способны избегать ликвидации.

Я съеживалась внутри, когда она называла Верлиса «оно». Это безрассудно, но я не смогла сдержать спазм. Теперь, когда она произнесла «ликвидация», что-то будто пробило дыру в моем животе, и мне пришлось отвернуться, чтобы спрятать ее. А в это время внутри меня, в образовавшейся пустоте, Ненабовь и Любисть толкались, скручивались и выли.

— Хочешь чашку чая? — спросила я. — Кухонные шкафы ломятся, как ты наверняка знаешь. Я могу предложить Эрл Перл, настоящий Ассам, Ассамитт с имбирем, морозную мяту…

— Ты когда-нибудь, — перебила Деметра тусклым и ровным голосом, — интересовалась своей матерью?

Я задержалась в дверном проеме кухни.

— Нет.

— Возможно, тебе стоило бы. Хотя представляю, что тебе, подброшенной в эту ужасающую Секту на Вавилонском Бульваре, не хватало времени для размышлений о чем-то, помимо очередной молитвы и побоев.

В ее словах звучала радость. Я могла уловить это сквозь бетон ее голоса.

Я хотела сказать: «Ок, ты про меня разузнала в каких-то целях. Это обычное мозгоебство. Можно мне рассчитаться с тобой, рассказав, что это Глая сыграла Джейн для тебя, а ты не сообразила? Или ты уже знаешь?»

Она сказала:

— Твоя мать была достаточно безмозглой молодой женщиной, которая пробилась благодаря комбинации проституции и удачи. Однажды удача ее покинула. Ей пришлось лечь в клинику, потому что она подцепила весьма серьезную и редкую для современного общества венерическую болезнь. Лечение существует. Но лечение стоит денег. Что она могла продать? Ну, очевидно, не свой обычный товар. Но клиника, в которую она попала, имела связи с корпорацией, проводившей изыскания по одному специфическому проекту. Они нуждались в лабораторных крысах и были убедительны.

Я стояла, окаменев. Уперлась взглядом во что-то ярко-синее на кухне, возможно, кружку.

Деметра сделала паузу. Она разматывала клубок, нить которого вела через Лабиринт, но не из него, а прямо к чудовищу, что таилось в глубине.

Затем продолжила:

— И твоя мать согласилась. Что ж, выбор ее, боюсь, был невелик. И IVF к тому времени была уже почти безболезненна. Думаю, мне не нужно называть тебе ее имя.

— Я знаю ее имя, — слова сами собой произнеслись. Я не собиралась отвечать, и не думала, что смогу.

— Да, тебе сказали, разве нет, когда ты ходила на опознание тела. Лорен — так звали твою мать. Как это трогательно, что ты переименовала себя в ее честь. Тебе было пятнадцать, мне кажется. И когда ты выходила из морга, ты оступилась на лестнице и падала три пролета. Весьма опасное происшествие. Но ты отделалась несколькими синяками. И ничего более. И к тебе были добры, правда? — Она снова остановилась, выказывая внимание.

— Да, — сказала я невыразительно.