Робин Маккинли - Солнечный свет

– Хорошо, – сказала я.

Бабушка вздохнула:

– Я знаю, что твоя мать желает тебе только добра, и во многом она права. Я очень рада, что она получила опеку над тобой, а не твой отец, хотя в свое время ему было очень горько из-за этого.

Я нахмурилась. Отца я так больше и не увидела. После того, как бабушка нашла нас, он написал мне множество открыток, но я никогда его не видела. А почтовые штемпели на открытках всегда были расплывчаты, и невозможно было понять, откуда они отправлены. Все штемпели были такие. Иногда по два или три в неделю.

– Но она заблуждается, считая, что наследие твоего отца исчезнет, если попросту держать тебя в неведении. Оно существует. Ты можешь решить во всем следовать примеру матери, но это должен быть осознанный выбор. Я собираюсь дать тебе возможность сделать этот выбор. Иначе однажды наследие, о котором ты ничего не знаешь, может вовлечь тебя в неприятности.

Наверное, я выглядела испуганной, потому что она взяла мои ладони в свои и слегка сжала:

– А возможно, однажды ты будешь в большой беде, и оно поможет тебе.

Мы сидели на крыльце домика у озера. До этого мы гуляли и собрали букетик полевых цветов. Бабушка принесла из кухни кружку, наполнила водой, и цветы стояли на шатком столике, выставленном на крыльцо. Мы прогулялись на солнце – день выдался жаркий, – а теперь сидели в прохладной тени деревьев. Я чувствовала, как пот на лице высыхает на ветру. Бабушка вынула цветок из кружки, вложила его между моими ладонями, сжала их, так что цветок спрятался, и накрыла мои ладони своими.

– Ну, что сейчас у тебя в руках? – спросила она.

Это была забавная игра. Я сказала, улыбаясь.

– Цветочек.

– А что еще могло бы быть у тебя в руках вместо него? Маленькое, чтобы спряталось полностью, легкое, не колющее, не щекочущее и такое мягкое, что ты едва чувствуешь его?

– Э-э-э – перышко? – ответила я.

– Перо. Хорошо. Теперь представь себе перо.

Я представила. Маленькое серовато-коричневое перышко с белыми крапинками – воробьиное, что ли. В моих ладонях, под ладонями бабушки, возникло странное, слегка щекотное ощущение. Немного болезненное, но не очень.

– Теперь раскрой ладошки.

Бабушка убрала свои руки, и я раскрыла ладони. Там держало перо, маленькое пестрое перо. Никакого цветка. Я подняла на нее глаза. Я знала, что одной из причин маминого ухода от отца было его нежелание прекращать занятия чародейством и иметь дело с другими чародеями. Я знала, что он родом из большой, владеющей магией семьи, но не все в ней плели чары. Я никогда ничего такого не делала.

– Это ты сделала, – сказала я.

– Нет. Я помогла, но сделала это ты. Это в твоей крови, дитя. Если бы этого не было, перо осталось бы цветком. Твои руки касались его, твои руки несли заклятие.

Я внимательно рассмотрела перо. На вид и на ощупь оно было, как настоящее.

– Хочешь попробовать еще? – спросила она. Я кивнула.

Бабушка сказала мне, что на первый раз мы будем заниматься только мелкими вещами, и потому мы превращали перо в другие перья, а затем – в разные цветы, в листья, в три негорелых спички. Потом превратили его в маленький кусочек ткани – желтой, с синими горошками – и, наконец, обратно в цветок, каким он был изначально.

– Правило первое: по возможности возвращай все в истинную форму, если только не будет важных причин не делать этого. Для одного дня достаточно. Ну вот, а теперь пора сказать «спасибо», а еще ты, конечно, хочешь вымести все, что насорила – как подметают пол и вытирают столы после выпечки пирожных.

Бабушка научила меня трем особым словам, зажгла маленькую палочку ладана, и пока он не догорел, мы сидели молча.

– Ну вот, – сказала она. – Ты устала?

– Немножко, – сказала я. Я думала об этом. – Не особо.

– Вот как? Интересно. Тогда я была права, что показала тебе. – Она улыбнулась. Улыбка была добрая, но не утешительная. А еще она была права – я не могла рассказать об этом маме.

После нескольких визитов мать перестала отвозить и забирать меня, хотя заставила носить путеводный амулет, чтобы я точно вернулась домой. Позднее я поняла, что для бабушки это могло выглядеть смертельным оскорблением, но мама ничего такого не имела в виду, и бабушка не стала так это воспринимать. Приехав, я вешала амулет на дерево, а снимала с ветки лишь уходя. Бабушка провожала меня до дороги, дожидалась автобуса, убеждалась, что водитель знает, куда мне ехать (амулет не остановил бы для меня автобус, забудь я потянуть за шнур звонка, а я все же была ребенком), целовала меня и смотрела, как я забираюсь внутрь. Потом говорила – всегда одно и то же:

– До следующего раза.

Мы играли в ту игру много раз. Вскоре я стала справляться с этим без помощи бабушкиных рук, и она показала мне еще кое-какие штуки. Часть из них давалась мне с легкостью, другие вообще не получались.

Однажды днем бабушка сняла с пальца кольцо и протянула мне.

– Надоел мне этот красный камень, – сказала она. – Сделай мне зеленый.

У этого занятия, которое я поначалу считала игрой, были, конечно, правила. Чем плотнее материал, тем сложнее его изменять, потому булыжник или самоцвет сложнее цветка или пера. Все, что изменено вмешательством человека, сложнее, чем вещи нетронутой природы – например, граненый, полированный камень сложнее грубого куска руды. Хуже всего обработанный металл. Он и тяжел, и плотен, и в нем почти ничего не осталось от изначальной сути. Что-то, чего касаются и используют, тяжелее поддается, чем предмет, лежащий вдали от человеческих рук, потому инструмент тяжелее изменить, чем висящую на стене досочку, а носимый в кольце камень – труднее декоративного кусочка дикой породы, украшающего полку. Проще изменять вещь во что-то, на нее похожее: перо в другое перо, цветок в другой цветок. Сделать цветок листом проще, чем пером. Но обработанный металл всегда труден. Сложно даже сделать из английской булавки несколько обычных. Или сделать из пенни образца 1968 года пенни образца 1986 года.

В тот первый день, когда я превратила цветок в лоскуток ткани, никаких деталей бабушка не рассказывала. Вот какая она была хорошая: быстро и без суеты создала не просто кусок ткани, а гладкую желтую ткань с синими горошками, именно такую, как я пыталась создать, – все для того, чтобы я вошла во вкус обучения без нервов и долгих разъяснений. Но это было почти годом ранее, и теперь я знала больше.

Кольцо хранило тепло бабушкиного пальца. Я сложила ладони и сконцентрировалась. Не нужно было что-либо делать с оправой, с обработанным металлом. Но изменение цвета камня и так было большим делом. До сих пор я работала только с речной галькой, и то оказалось довольно трудно. Я никогда не пробовала граненый камень. А ведь это кольцо бабушка носила все время, плюс она занималась магией. Объекты, часто контактирующие с магией, пусть косвенно, имеют тенденцию пропитываться ею. Но я все-таки должна суметь, подумала я.