Наталья Павлищева - Тезей и Ариадна. Нить любви

– Разве может быть настоящим воином тот, кто моется в такой. – он помахал рукой, не в силах придумать определение ванне, – в таком сосуде, да еще под присмотром рабов? Мужчина не должен смывать запах своего тела, разве только перед важной охотой, чтобы его не учуял зверь. Но тогда можно натереться специальными травами…

Калликрат иронически смотрел на нового друга:

– Лучше вонять козлом?

– Кем?

– Неважно, козлом, лошадиным потом, своим собственным.

– Но это запах мужчины!

– Хорошо, не будем спорить, пойдем уже, а то на нас косятся охранники.

На них не просто косились, а уже напряженно приглядывались.

Калликрат заговорил с рослым охранником, черная, как уголь кожа которого просто сверкала на солнце, будучи щедро умасленной. Тезей вслушивался в его речь, но ничего не понял. Видно, не все понял или не вполне поверил охранник, он переспросил, скептически оглядел Тезея, снова переспросил и, наконец, сказал пару фраз стоявшему в стороне более молодому. Тот кивнул и убежал куда-то.

Переговорщик замер, словно каменный.

– Что ты ему сказал?

– Объяснил, кто ты.

– Мне сказали, что я могу передвигаться куда захочу по всему острову. Почему же не пускают в свою комнату?

– Успокойся, пускают, просто ты не очень точно описал комнату, таких несколько, сейчас узнают, в какой именно поселили тебя, и проведут туда.

– Это я каждый раз должен буду просить провожатого?

– Да или запомни сколько раз и куда нужно повернуть. Можно просто не выходить, тебе, как гостю, все принесут прямо в комнату, даже женщин приведут, только пожелай.

Тезей, конечно, не был против красавиц на ночь, но предпочел возмутиться:

– Этого не хватало!

– Ты девственник или презираешь местных женщин?

– Ни то, ни другое. Просто не хочу отвлекаться.

– Разумно, – согласился Калликрат. – Запоминай.

Это замечание относилось уже к их движению, потому что вернувшийся молодой охранник с поклоном что-то сказал Тезею и жестом пригласил следовать за собой.

Тезей на память не жаловался, но он был ошарашен увиденным, и не только тем, что они много раз поворачивали, поднимались и опускались по лестницам, снова поворачивали, а еще больше тем, что видел вокруг. Если снаружи Кносский дворец выглядел огромным, то внутри он показался еще больше и запутанней. Зато его стены и огромные колонны были сплошь покрыты невиданной росписью.

Роспись Тезей уже видел на Тире даже в простых домах Акротири и, тем более, в храме на горе, но там дома не были столь громадны и запутанны.

Конечно, они не запомнили полностью весь путь, даже сопровождавшему их стражнику пришлось обращаться за помощью к стоявшей на больших лестницах страже. Разумно, не то можно потеряться и пропасть в этих сумасшедших коридорах, лестницах и поворотах.

Когда они вошли в комнату, в которой Акам поселил Тезея, Калликрат покачал головой:

– Ты очень важный гость, в твоей комнате даже есть выход на террасу!

– Это редкость?

– Для Кносса? Конечно, большая часть комнат вообще имеет только дверь в коридор. Как же иначе?

В том, что они попали куда нужно, можно не сомневаться, потому что раб, стоявший у двери в комнату, склонился перед Тезеем, как перед хозяином.

– Господин?..

– Ты говоришь по-гречески? – удивился Калликрат.

– Да, я научен языку ахейцев.

– Тогда почему твой господин плутает по дворцу в поисках своей комнаты?

Смуглая кожа раба побелела, видно, это было серьезным обвинением.

– Пусть господин накажет меня. Господин ушел так внезапно, я в это время приказывал наполнить ванну и привести рабынь, чтобы они помогли вымыться…

Тезей смотрел на него с изумлением:

– Меня будут мыть рабыни? Этого не хватало!

– Пойдем, пойдем! – рассмеялся Калликрат. – Обещаю, что тебе понравится.

Акам донес своей хозяйке, что сын Посейдона поселил с собой переводчика из раньше привезенных афинян.

– Но при этом он не отказывался от рабынь.

– И что это означает?

– Я не пойму, кого он предпочитает – женщин или мужчин?

Гекала усмехнулась:

– Тебе не все равно?

– Но я же должен знать, кого для него готовить.

– Мне не нужна постоянная слежка за этим мальчишкой, он не так ценен, как тебе кажется. Нельзя только допустить, чтобы ему что-то выболтал Дедал. Позови-ка ко мне этого выдумщика.

Дедал стоял, сложив руки на груди и вперившись взглядом в незаконченную статую. Что-то не нравилось скульптору, что-то было не так. О его статуях говорили, будто они движутся. Да, Дедалу удавалось создавать именно такие творения. Мало того, он научил и художников рисовать людей и животных так, чтобы казалось, что они всего лишь на мгновение замерли, готовые продолжить свой бег, полет над спиной быка, игру в мяч или просто беседу.

Но эта статуя была явно неудачной, она не желала двигаться. Великолепная женская фигурка застыла, словно заколдованная. Дедал никому не говорил, что создавал статую богини, представляя царскую дочь Ариадну, вернее, то, как она будет выглядеть, когда станет женщиной. Точеная фигурка с тонкой талией, большой грудью и поистине царской статью… Руки подняты вперед и в стороны. В ее позе легкое напряжение, а руки спокойны.

И вдруг он понял. Нет, не благословение толпы должно быть в жесте будущей царицы, а божественные змеи в руках у богини. Тогда будет объяснимо это напряжение – она держит змей, которые извиваются!

Намочил глину, поспешно взялся исправлять.

Уже была готова одна рука, когда пришел посланец Верховной жрицы Акам. Дедал терпеть не мог этого шептуна. Все он знает обо всех, так и кажется, что заглядывает в рот, считая куски, когда ешь.

Конечно, бросать работу, которая стала получаться, очень не хотелось, но от приглашения Верховной жрицы, которое больше похоже на приказ, отказываться нельзя. Дедал вздохнул, стараясь сделать это как можно незаметней, вымыл руки, переоделся и отправился во дворец, где в небольшом помещении было устроено святилище – храм для царской семьи.

Возвращался он, будучи страшно недоволен. Зачем ему какой-то афинский царевич? Неужели Верховная жрица не понимает, что Дедалу больше всего хотелось забыть то, что когда-то произошло в Афинах, а значит, забыть и сами Афины?! Сын Эгея приплыл, чтобы убить Минотавра! И что должен делать сам Дедал, держать человекобыка, пока Тезей будет наносить тому смертельные раны?

У Дедала была причина не вспоминать Афины, хотя виноват во всем был он сам. Прекрасный скульптор и неугомонный изобретатель, Дедал в Афинах пользовался не просто уважением, ему поклонялись. Конечно, не как Зевсу или даже Аполлону, но не меньше, чем царю. Он создавал прекрасные статуи, строил дома, даже дворец, и не его вина, что у афинского царя не доставало средств, чтобы заполучить нечто похожее на кносскую махину. Дедал вполне мог соорудить и канализацию, как на Крите и Тире, и подъемники, которые приводили в движение быки, идущие по кругу, и подачу воды в любые помещения… Он мог создавать статуи и мебель, изящную посуду и каменные дома, но больше всего ему нравилось придумывать разные вещи, которые приводили окружающих в изумление.