Дарья Кузнецова - Во имя Долга (СИ)

Пообщались мы, кажется, ко всеобщему удовольствию. Леся оказалась удивительно живой и искренней женщиной; иногда она казалась нервной и немного суетливой, но всё это странным образом сочеталось в ней с решительностью и удивительной мудростью. То есть, она суетилась только тогда, когда могла себе это позволить без вреда для дела и окружающих. А уж сноровке в обращении с детьми у неё тем более стоило поучиться. Сложно поверить, что такая мирная и милая женщина как-то умудрялась управляться со своим мужественным семейством. Зато на этом фоне её искренняя и открытая симпатия ко мне и Ичи становилась легко понятной: она видела в нас родственные души.

Что касается Ичи, она показалась мне очень необычной и в чём-то даже странной. Тихая, молчаливая, скромная до откровенной застенчивости; и тем не менее в ней ощущался характер и невероятное упрямство. Чувствовалось, что она никогда и ни при каких обстоятельствах не будет спорить, но если ей это будет важно, всё равно сделает по-своему. Они с мужем казались полными противоположностями, разными полюсами магнита, и вместе выглядели немного забавно, но удивительно органично, — как те самые полюса, притянувшиеся друг к другу.

Впрочем, вкратце рассказанная история этой пары многое объяснила. И я очень порадовалась за Ичи-Ти, которую забрали из того малоприятного места, каким был её родной мир, Самум.

За этим разговором я с интересом выяснила порядки и обычаи дома, в котором оказалась. Впрочем, никаких строгих правил не было; просто Леся оказалась из тех людей, которые терпеть не могут сидеть без дела. Поэтому в сезон она занималась обширным садом, последнее время — в компании с Владимиром и его женой. А вот в межсезонье, в такой холод и сырость, она обычно с маниакальным упорством готовила, когда не занималась с детьми. Младший из них, Ромка, уже достаточно подрос и весь день проводил на учёбе, так что мама маялась от скуки.

И я потихоньку начала понимать, что мне нужно либо срочно научиться готовить из земных продуктов и приобщиться к развлечениям хозяйки дома, либо искать себе какое-нибудь другое занятие. Вот так с ходу самостоятельно определиться было сложно, но я знала, к кому обратиться за советом. Надо было только дождаться его возвращения.

Семён Зуев.

— Вызывали, товарищ генерал? — с порога поинтересовался я.

— Проходи, Зуев, присаживайся, — кивнул мне погружённый в какие-то документы Мартинас.

Некоторое время я просто сидел и ждал, пока начальство закончит с бумагами. Подобная его возня вселяла оптимизм: она означала, что генерал не изволит гневаться. Если бы гневался, то ради выволочки бросил бы все дела. С другой стороны, это желание прямо сейчас всё закончить и со спокойной совестью переключиться на меня могло предварять долгий серьёзный разговор, и конец его предсказать было куда сложнее, чем организационные выводы по итогам начальственного втыка.

— Ну что, Зуев, — мрачно воззрился на меня наконец генерал, и я уже по одному этому введению окончательно понял: итог разговора мне не понравится. — Вот как ты сам думаешь, что мне с тобой делать?

— В связи с чем? — осторожно уточнил я. — Хотелось бы осознать весь масштаб проблемы.

— Вот и мне тоже… хотелось бы, — проворчал он, продолжая сверлить меня тяжёлым взглядом. Серьёзный и мрачный Мартинас здорово напрягал; таким я видел его очень редко и не представлял, чего от него можно ждать в подобном настроении. — Год назад я со спокойной душой мог назвать тебя если не лучшим, то по крайней мере одним из лучших своих специалистов. Я к твоему сведению с очень немногими офицерами младше полковника общаюсь лично. А потом началось чёрт знает что; сам же смыл в утилизатор несколько лет своей работы, угнал корабль, потом ещё эти дети и, в конце концов, ещё и нелегалы! Что ты можешь сказать в своё оправдание?

— Я женюсь, — хмыкнул я.

— Тьфу! — эмоционально ответил генерал. — Чёрт тебя раздери, Зуев, плевать я на твою личную жизнь хотел! Остряк долбанный, отца твоего мне мало было! Пойдёшь в карцер на годик-другой, доиграешься!

— Больше не повторится, — посерьёзнел я. Кажется, на юмор Мартинас был категорически не настроен, и я решил не нагнетать.

— Уже теплее, — ворчливо одобрил он. — О причинах такого твоего поведения догадываюсь даже без твоего юмора, поэтому даже спрашивать не буду: все проблемы в жизни из-за баб. Одна надежда, что у тебя всё это по отцовскому примеру ограничится одним разом! Только вот… теперь небось будешь проситься остаться на Земле, при штабе? — проворчал он.

— Как прикажете, — не стал нарываться я.

— Правильный ответ, — хмыкнул Мартинас. — Правда что ли сдать тебя Авдееву! Он интересовался; чем ты так ему понравился?

В свете выясненных душещипательных подробностей родительской биографии я уже сомневался, что нашего легендарного министра так порадовали мои профессиональные качества, и был готов ожидать любой мотивации. Причём, похоже, от всех вокруг; вчерашнее открытие окончательно доказало мысль о том, что люди могут только казаться предсказуемыми, а на самом деле способны выкинуть такое — мама не горюй!

— Не могу знать, — честно ответил я. — Сильно интересовался?

— Да хрен тебе, — буркнул генерал. — Ишь, оживился! Обойдётся твой министр, сам пусть себе ценные кадры выращивает, а не тырит в братских ведомствах. В общем, так, Зуев. Вот тебе приказ, ознакомься, — сообщил он, протягивая мне документ. — Сегодня освоишься, разберёшься, вспомнишь всё, что было до твоего отпуска, выяснишь то, что пропустил, а завтра приступай к новым обязанностям, — напутствовал он.

Я пробежал взглядом приказ, но на середине споткнулся и начал сначала. Ещё раз пробежал. Потом ещё раз. И вытаращился на Мартинаса.

— Товарищ генерал, вы… серьёзно?

— А это очень похоже на шутку? — насмешливо хмыкнул он.

— С капитанскими погонами? На полковничью должность? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Сейчас допросишься, до младлея повышу, — проворчал генерал.

— А если не потяну? — на всякий случай уточнил я.

— Я тебе не потяну! — с угрозой процедил он, пристально меня разглядывая. — Я с тебя лично шкуру спущу, если ещё хоть раз на эту тему даже заикнёшься! Ты как думал? Всех теоретиков на уши поднял, открытием века огорошил, и домой, отдыхать? Будешь пахать как проклятый! Через месяц отчитаешься мне о работе, и только попробуй что-нибудь упустить! Понял?

— Так точно. Разрешите идти?

— Проваливай, — отмахнулся он.

Покинув генеральский кабинет, я притулился у подоконника неподалёку, прикидывая в голове план действий на ближайшие… много часов и раздумывая, с какой стороны начинать приступать к внезапно свалившимся на меня обязанностям. Одно было ясно: в следующие несколько недель можно считать громадным везением возможность вообще выбраться домой. Спать точно будет некогда, а про намеченные изменения в личной жизни, — как, впрочем, вообще про всю эту личную жизнь, — можно просто забыть, чтобы лишний раз не расстраиваться.