Дарья Кузнецова - XXI век не той эры (СИ)

В общем, эдак через полчасика общения с местными дамами я поняла, что в ближайшие пару дней без смеха на своего мужа смотреть не смогу. Особенно когда собеседницы осмелели, обнаружив, что я не какая-нибудь суровая валькирия в образе смертной, а вполне нормальный живой, дружелюбный и контактный человек. И посыпались уже чуть менее тактичные вопросы, касающиеся интимной сферы жизни. Тут я такого наслушалась, жуть! Как меня хватило не пасть прямо к их ногам в приступе истерического смеха, останется тайной за семью печатями.

Вот я ему это вечером перескажу, пусть знает, что о нём люди думают.

Особо дикие версии мне высказывали с хихиканьем и введением «а представляешь, говорили…» и дальше по тексту. Например, что там он тоже ядовитый. Но подобные варианты собеседницы рассказывали уже как курьёзный слухи и сами считали несостоятельными; как минимум, потому что я жива, и даже беременна.

В общем, муж мой был чем-то вроде гибрида Бармалея с Кощеем Бессмертным, только для взрослых. Ой, сколько я над ним хихикать буду на эту тему, он у меня ещё пощады запросит! За все свои страдания отомщу страшно и чудовищно!

Местные дамы оказались совсем не вредными; одна только попыталась пару раз осторожно меня «куснуть», но так, на пробу, из любопытства. Когда я вполне достойно парировала, она, похоже, осталась довольна, и нападки свои прекратила. Вывод из этого всего следовал простой: некогда тут женщинам развлекаться интригами. Да оно и понятно, от отсутствия мужского внимания они вряд ли страдают, плюс у каждой ещё дома семеро по лавкам. Вот пожаловаться на всё это безобразие — да, надо полагать, дело святое. И вообще, дамы явно были очень счастливы собственному присутствию на мероприятии (конечно, такая замечательная возможность сбежать из дома!), и никто не желал портить себе удовольствие скандалом. Во всяком случае, из тех, кому я попалась под руку.

Общая атмосфера царила гораздо более лёгкая, чем можно было ожидать: спокойно, без толпы, без ажиотажа, уютно и почти по-семейному. Да и в целом нормы поведения в обществе у них тут были не настолько жутко регламентированы, как я читала о прошлом или наблюдала в своём времени. Подойти и познакомиться самостоятельно было нормой, пообщаться с интересующим человеком, какое бы положение он ни занимал, — тоже. Все очень быстро переходили на «ты», или по крайней мере называли друг друга по имени без титулов и друг перед другом особенно не выпендривались.

Немного понаблюдав за этими людьми и подумав, я даже догадалась, в чём была причина этой странности. Нечего им было делить. Молодёжь держалась особняком и обсуждала какие-то свои интересы, а старшее поколение… старшее поколение почти целиком состояло из боевых офицеров, каждый из которых не меньше двадцати лет своей жизни отдал самой настоящей, жестокой и беспощадной войне. Наверное, после такого устраивать какие-то мелкие дрязги было вовсе глупо.

С другой стороны, Ульвар говорил, что какое-то время интересовался местными интригами, и, стало быть, они существовали, пусть и незаметные при поверхностном осмотре. Наверное, воспитание и чувство собственного достоинства не позволяли этим людям мелочно и демонстративно к кому-то цепляться. Да ещё я в этом мире была чужая и новенькая, меня пока интересно было пощупать, внимательно рассмотреть и не спугнуть.

В общем, я по-настоящему увлеклась процессом беседы и наблюдения, и вынырнула из всего этого только тогда, когда вокруг меня вдруг образовалась тишина. Оглядевшись, я обнаружила её причину: над нашей скромной дамской кучкой навис мой мрачный варвар. Действительно, мрачный и очень недовольный жизнью.

Он даже ничего не сказал, а желающие составить мне компанию уже рассосались, и мы остались вдвоём на пятачке пространства метров пяти в диаметре.

— Ты почему такой мрачный? — тихо уточнила я, поспешно цепляя Ульвара за локоть. Он только недовольно поморщился, не желая вдаваться в объяснения, и двинулся куда-то к стене.

В это время как раз объявили танцы. Ох уж мне этот викинг с его дурацкой партизанской привычкой!

Хотя, с другой стороны, он не соврал, танцевать мне не пришлось. Сам сын Тора таким развлечением не интересовался, а, поскольку я стояла рядом, никто не изъявил желания выцарапать меня из его огромных лап. Оно, впрочем, и к лучшему.

Мне только непонятно, почему Ульвар-то так не любит это светское развлечение? Не думаю, что от неумения. Я вообще не думаю, что есть в этом мире что-то, чего этот человек не умеет; всё умеет, но не все свои таланты демонстрирует. К тому же, танцы были неторопливые и вроде бы несложные, даже я бы справилась после некоторой тренировки. А у полубога с координацией и ловкостью дела обстояли на порядок лучше, чем у меня. Или на два. Или даже на три!

Очень хотелось прямо сейчас поделиться с Ульваром слухами и сплетнями о нём, родимом, но уж слишком хмуро он выглядел. Случилось что-то, что ли? Настаивать на объяснениях я не стала; зачем зря дёргать человека, поживу пока и без объяснений. Вместо этого выпустила локоть мужчины и принялась развлекаться изучением его ладони. Занятие, конечно, очень высокоинтеллектуальное, но возвращаться к чтению избранной литературы и учебников мне сейчас было лениво, а вот помурзать такую любопытную конечность — приятно.

Это, наверное, фетиш. Или симптом каких-то глубинных подсознательных комплексов и стремлений, не знаю. В мужчинах, что касается внешности, я почему-то всегда первым делом обращала внимание на руки. Они должны были быть сильными, с грубой кожей ладоней, широкими пальцами с ровными ногтями, с выделяющимися под кожей жилками на тыльной стороны ладони… Я же говорю, диагноз. Но, по крайней мере, такой признак мужской красоты гораздо шире распространён, чем, например, прямые стройные ноги (была у меня одна подружка с такой страстью).

Короче, странные существа — женщины.

Ладонь Ульвара была шириной с две моих, и всем моим предпочтением полностью отвечала, так почему бы не полюбоваться лишний раз? Поумиляться, какая я по сравнению с ним крошечная, что прямо почти дюймовочка. Погладить кончиками пальцев шершавую грубую кожу; у меня, конечно, на руках были перчатки, но тоненькие и кружевные, и через них всё почему-то очень хорошо чувствовалось. Очень быстро в памяти воскресли прикосновения этих самых рук, которые помнила, наверное, каждая клеточка моей кожи, и сразу захотелось уединиться где-нибудь в укромном уголке, чтобы там…

В общем, я настолько погрузилась в созерцание и фантазии, что когда ладонь вдруг сжалась, поймав мои пальцы, буквально подпрыгнула на месте и едва не взвизгнула. Вскинув возмущённый взгляд на напугавшего меня мужчину (ну, конечно, любимую игрушку отобрали; это же моя ладонь, ага… хотя, с другой стороны, муж — мой, значит и всякие элементы мужа тоже мои, так?), наткнулась на его очень задумчивый и заинтересованный взгляд. Сразу отчётливо и скопом вспомнились все неприличные мысли, забредавшие в мою голову за последние пару минут, сердце застучало бодрее и внизу живота растеклось сладкое томное ощущение возбуждения.