Марьяна Сурикова - Не зная пощады

Советники недоуменно переглянулись и все как один посмотрели на меня. Я лишь пожал плечами, будучи не в силах ответить на их невысказанный вопрос.

Оперевшись ладонями о землю, я из последних сил пыталась совладать с внутренним огнем, ощущая, как страшная сила рвется наружу. Что это, почему, за что? Как он может? Ведь он был со мной там, в саду, ласкал мое тело с нежностью, страстью, а теперь вновь собирается казнить? Я же спасла его! Это неправда, не может быть правдой! Но ведьма не желала слушать доводов рассудка. Холодная черная ярость постепенно затмевала мозг, затягивая плотной пеленой все вокруг. Дыхание сменилось нечеловеческими хрипами, пальцы скрючились словно когти дикого зверя, по коже заструились черные нити. Я сделала последний отчаянный вдох и в следующий миг упала на траву под чьим-то натиском, а сильные руки сжали запястья над головой, и сквозь черную пелену увидела склоненное надо мной лицо инквизитора и синие глаза, с тревогой глядящие прямо в истерзанную душу.

— Отпусти, — прошипела я и ощутила, как он вздрогнул, поймав мой взгляд и услышав этот нечеловеческий голос.

— Что с тобой, Алира!? Ответь!

— Отпусти, — уже глуше повторила одержимая ведьма, а по рукам побежали синие всполохи огня, перебираясь на его кожу, и он закусил зубами губу, чтобы не застонать от боли. — Отпусти! — закричала, извиваясь на траве, мотая головой из стороны в сторону, пытаясь из последних сил избавиться от окутавшей мозг тьмы.

— Ответь мне! — крикнул инквизитор, крепче сжимая запястья и удерживая другой рукой сотрясающееся в конвульсиях тело.

— Ненавижу, ненавижу! — то ли кричала, то ли выла ведьма все тем же страшным голосом, от которого дрожь пробирала мое тело. Мне было очень холодно и страшно, я словно скорчилась в маленький комочек где-то в крохотном уголке, видя все, испытывая почти животный ужас. — Ты не казнишь меня! Я не позволю! Ты умрешь первым, первым, я сама убью тебя!

А вокруг разгоралась огненная волна, охватывая нас плотным кольцом, подступая к двум живым телам, опаляя кожу жаром испепеляющего дыхания.

Кристиан внезапно отпустил руки и обхватил лицо обожжёнными ладонями, пытаясь поймать мой взгляд. Я уплывала в черноту, в огненное пламя собственной ярости и горечи, я почти не слышала его.

— Я говорил не о тебе. Ты хоть слышишь меня, Алира?

Нет, я не слышала. Его голос доносился откуда-то издалека, я не понимала смысла слов, он не мог дойти до охваченного безумием мозга. Я вновь замотала головой, стараясь хоть на миг прояснить сознание, вызвать из темного уголка человека, пока огонь не спалил нас на месте заживо. Инквизитор все говорил, говорил что-то, его губы шевелились, а потом он вдруг схватил меня за плечи и резко встряхнул так, что затылок стукнулся о землю и до меня донесся издалека его голос:

— Я же люблю тебя, люблю, Алира! Услышь наконец!

Пламя вспыхнуло, возносясь высоко-высоко к самому небу ярким столпом, закрывая нас от всего мира. Вспыхнуло и угасло, а ледяной капкан в душе вдруг распахнулся, выпуская из острых тисков раненое сердце. Услышала. Я услышала эти слова, столь долго ожидаемые, столь желанные, разбившие лучиками яркого света черноту, а он поймал мой взгляд, ладони его крепче обхватили мое лицо, а большие пальцы нежно гладили мокрые щеки.

— Что? — прошептала я.

— Люблю тебя, — повторил он и склонился вниз, ловя губами горький вздох.

Я не воспротивилась, не оттолкнула. Замерев, я лежала, ощущая, как он покрывает нежными поцелуями лицо, как гаснет ярость в душе, как расцветает что-то сильное, светлое, жаркое в самой глубине навсегда потерянного для меня сердца, а стук его становится более уверенным, сильным, как съеживается несчастная, впавшая в заблуждение ведьма, уползая подальше, прячась в свою привычную темноту, как потихоньку затягиваются свежие раны.

— Алира, моя Алира, — продолжал шептать он, целуя, — бедная любимая девочка.

Его слова, шепот, музыка его голоса — все это звучало сладкой болью в ушах. Щемящая тоска нежного тона, которым он разговаривал со мной так тихо, ласково, как говорят взрослые с больным ребенком, пытаясь не только успокоить, но поделиться своим теплом, любовью, согреть и придать сил, обнажала душу, оставляя меня совершенно беззащитной. Я слушала, и по щекам текли слезы, омывая жгучие шрамы. Как же могла я подумать, будто он решил меня казнить, что за глупость я едва не совершила, вновь усомнившись в нем, поддавшись ложному чувству тяжелых воспоминаний, которые давно следовало оставить в прошлом.

Он прижал меня к груди, сел на землю, а я обняла его за шею, скрестила ноги вокруг поясницы, прижимаясь так сильно, как только могла, ощущая успокаивающие поглаживания по спине, слушая его тихий нежный голос, шепчущий мне чудесные признания. Закрыла глаза, чтобы не видеть не чувствовать ничего кроме его объятий и близости, вдыхать его запах, прижавшись к плечу щекой и ощущая успокаивающий шум ровного дыхания, и чувствовать тихое биение сердца.

Мы долго просидели так, обнявшись. Кристиан не прекращал ласковых поглаживаний, а я не хотела, чтобы затихла музыка сладких дурманящих слов, не хотела отпускать его, даже когда он чуть отстранился, пытаясь вновь взглянуть мне в глаза. Тогда он поднялся на ноги, подхватил меня, устроил на своих руках и понес так к дому, крепко прижимая к себе.

Кристиан вошел в холл, пройдя мимо подскочившего с кресла Тина, поднялся по лестнице, а потом внес меня в спальню и уложил на кровать.

— Останься здесь, тебе нужно прийти в себя. Встречу с членами совета можно перенести на потом.

Я свернулась в клубочек, подтянув колени к груди, а он замер рядом, не решаясь покинуть меня.

— Ты можешь остаться одна?

Я кивнула. Он постоял еще немного, а потом повернулся и пошел к выходу.

— Кристиан, — окликнула я, привстав на локте.

— Да? — остановился мужчина.

— О ком ты говорил?

— О той приближенной, что рассказала ведьмам об убийстве Сантаной своих же сестер.

— Вы думаете казнить ее?

— Придется. Она не сможет остановиться и продолжит убивать хладнокровно и жестоко, даже если мы заставим ее поклясться.

— Разве она не погибнет, нарушив клятву?

— На ведьм, обладающих подобной силой, клятвы не действуют, Алира. Она не погибнет.

Он вдруг вернулся и присел на кровать, коснулся рукой моей щеки, а я прижалась к теплой ладони, закрыв глаза, и услышала его тихий вздох.

— Ты тоже очень сильная теперь.

— Я стала опасной для тебя?

— Не для меня, Алира, не для меня.

— Почему?

— Расскажу в другой раз. Отдыхай, я должен идти.

Я отстранилась от его руки и кивнула, проводив взглядом до самой двери. Как жаль, что он не может остаться.