Анна Гринь - Веер маскарада

Ладно, нет, так нет. Не больно и хотелось.

Я развернулась, внимательно осматриваясь. Двор с любого места отлично просматривался, так что выскочить и быстренько убежать у мужика средь бела дня не выйдет. Но прямо за курятником в заборе имелась калитка, через которою легко можно было попасть в огород. Немного подумав и полюбовавшись на спор между мамой и дочкой, переросший в выяснение отношений, я довольно хихикнула.

— Карр, а помнишь урок про бжижника?

Парень с секунду на меня таращился, а потом гаденько захихикал и кивнул.

— Открой калитку, а чарами я займусь, — предложил он.

Я кивнула, наклонилась к двери в курятник и быстро сказала:

— Как повалит дым, бегите к огороду.

Мужчина кивнул и двинулся к выходу. Я неторопливо отошла к забору между хлевами и домом и с самым незаинтересованным видом оперлась на чуть скрипнувшую калитку. Карр, тем временем, громко откашлялся, приковывая к себе внимание, и велел:

— Ну‑ка, отойдите подальше, сейчас я буду вашего волка выгонять.

Женщины прониклись, отбежали поближе к замолчавшей толпе и прижались одна к другой. Парень повел руками, будто зачерпывая воздух и перекладывая его слева на право, а потом на распев неразборчиво что‑то закричал.

«Показушник!» — хихикнула я.

На слух о колдунах с полей сбежались мужики, желая посмотреть на «магичей» в деле. Карр то кричал, то шептал еще минут пять, корча жителям рожи, а потом змеиным шипением выдал требуемую формулу. Из курятника во все стороны повалил густой черный дым, жминьковцы охнули и плотнее облепили забор, но в завесе ничего нельзя было разглядеть.

Мужик, воспользовавшись моментом, вылетел из заточения, наново распугивая кур, от чего зрители дружно завопили, и скрылся в огороде, зайцем перескакивая через гряды.

Карр продолжил выкрикивать отдельные неразборчивые фразы еще полминуты, пока дым не рассеялся. Жители, увидев нас живыми и невредимыми, дружно охнули.

— Спасивцы! — бабка Гэля бросилась Карру в ноги. — Добры люди!

— А не спасти ли нам еще и эту курицу? — Парень деловито поднял хохлатку со свернутой шеей за крыло, с любопытством осматривая.

— В дом пойдемте! — пригласила женщина. — Таких дорогих гостей и не накормить?!..

— Вот — вот, — согласился Карр, следуя за бабкой.

Дочь Гэли, бочком приблизившись к курятнику, озадаченно заглянула внутрь и изумленно хмыкнула.

В дом, и так не слишком просторный, набилась целая толпа народу. Староста с сопением и тихими ругательствами оттеснил остальных от стола, заняв всю лавку напротив, поудобнее устраивая свое пузо. Бабка закричала, выгоняя набившихся в сени соседей, но старосту выпроводить не смогла. Самые проворные — малышня и подростки — столпились за распахнутыми ставнями точно маргаритки на клумбе.

Дочь Гэли с недовольным видом выставила на стол хлеб и кринку с молоком, надеясь этим и ограничиться, но мать на нее шикнула, широко нам улыбнулась и сама принялась за дело. Через минуту появились соленые огурцы, моченые яблоки, бычий язык, прибитый к доске двумя вилками, квашеная капуста, картошка с первым весенним укропом, морковь, сметанка, какая‑то зубастая рыба, тушеная в масле, и квас.

Сыто охнув, я поблагодарила Гэлю, ограничившись квасом и ломтем хлеба, смазанным сливочным маслом, а вот Карр решил не отказываться от угощений, с превеликим удовольствием набросившись на угощения.

Староста сначала что‑то неразборчиво бухтел, словно бы пытаясь начать разговор, а потом перетянул себе квашеную капусту, запустив в нее руку. Хозяйки дома заверещали, бросившись отнимать у прожорливого мужика деревянную миску, но тот ловко от них увернулся и громогласно затребовал:

— Грустно у тебя, Гэля! А где же чудная настойка на рябине, которой меня зимой потчевала.

— Не будет тебе, Крут, настойки, — хмуро зыркнула на старосту Гэля. — И так все выпьешь!

Староста хотел было что‑то ответить, но отвлекся на другие блюда. Пока хозяйки спорили с Крутом, Карр сложил недоеденное в неизвестно откуда взявшуюся сумку и решительно встал, а за ним и я.

— А как же?.. — вдруг опомнились бабка и староста.

— Что? — спросил парень уже у порога.

На лицах людей явно читалось, что кормили нас не просто так, а с расчетом на еще какую‑то работенку. Я зажала рот рукой, чтобы не расхохотаться и, обогнув Карра, скрылась в сенях, спеша вернуться назад к едальне. Уже во дворе, перепрыгивая через заполошно разбегающихся кур, услышала невнятную просьбу старосты об изгнании собак из его посевов пшеницы. Карр хмуро попытался втолковать мужику, что такое дело не по части магов, на что Крут предложил парню полсребра медью за услугу.

Расхохотавшись, я пробежалась вдоль единственной улочки, заставив пару местных псов вжаться в забор.

Карр нагнал меня только через полчаса, когда я уже успела выехать на тракт и успокоить истеричный хохот. Парень был зол и старался не смотреть в мою сторону, держась чуть в стороне.

— Что ты так долго? — не удержалась я от вопроса, попытавшись, чтобы в голосе не было ехидства.

Этого хватило, дабы разозлить Карра. Он зарычал и поравнялся со мной, агрессивно осадив лошадь.

— А как ты думаешь? — провыл он так, словно за эти полчаса над ним в Жминьках успели поиздеваться все жители. — Это ведь была твоя идея! И кто в итоге отдувался?

Я мило улыбнулась, стараясь, чтобы парень не увидел, как мне хочется сказать ему что‑то ехидное.

— Тебя никто не заставлял, — заметила я добродушно. — Ты сам решил пойти со мной, а потом вызвался помогать тому мужику.

Карр вновь зарычал, но не сделал ни единой попытки что‑то сделать. Другой бы на его месте хотя бы высказал мне все, что думает. В этом весь Карр. Таким мы все, и сокурсники, и преподаватели, знали этого парня.

Взъерошив и без того взлохмаченные волосы, Карр отвернулся и проехал чуть вперед, но не слишком далеко, превратившись для меня в тощую спину назидания.

«А не нужно есть мой завтрак!»

Это оправдание своего поведения меня вполне устроило и я с улыбкой поудобнее устроилась в седле.

Карр всегда меня раздражал. Он много кого раздражал, особенно из учеников Академии. Почти все были уверены, что парень из какой‑то знатной семьи. Его выдавали повадки. Чаще всего Карр старательно их скрывал, но в моменты, когда он забывался или думал, что его никто не видит, то становился самим собой — полной противоположностью тому, что мы все видели.

Обычно Карр старался казаться своим парнем, чуть неуклюжим, с вечной нехваткой денег и воспитания. Он глупо шутил и совал нос не в свои дела, с детской непосредственностью глядя на мир карими глазами недотепы.

Но мне был знаком и другой Карр, расчетливый, жесткий, самоуверенный, способный преодолеть все на пути. Спина, с детских лет приученная к гордому развороту плеч, не знающего тяжелой работы человека, выдавала парня с головой. А еще одежда — очень простая, но из недоступного бедноте дорогого полотна.