Молли Харпер - Основы флирта с обнаженным оборотнем

Через пару минут, после того как я разъединилась, телефон опять зазвонил. Это было так здорово, увидеть номер звонившего и не почувствовать страха. Я улыбнулась.

– Ты что-то забыла, мам?

– Что тебя беспокоит, детка?

Я открыла рот, чтобы запротестовать.

– Ничего не беспокоит...

– Я понимаю, что рискую нарушить недавно заключенный шаткий мир, но, дорогая, я знаю, когда с тобой что-то не так. Дело в мужчине?

Я понурилась.

– Как ты догадалась?

– Я ни разу не слышала в твоем голосе столько печали. И ни одно из твоих увлечений не заставляло тебя так страдать. Следовательно, это что-то новое для тебя.

– Все так паршиво, мам. Паршивее некуда.

– Ты можешь мне рассказать, что случилось?

Еще одна новость: мама желала узнать подробности, а не призывала к ответу, и это хорошо, потому что я собиралась преподнести ей отредактированную версию событий. Я пока не была готова сообщать родителям о ребенке. Во-первых, они могли настоять на скорейшем визите, а мне не хотелось бы втягивать их в запутанную волчью мыльную оперу, в которую превратилась моя жизнь. И во-вторых, вообще-то, сама возможность того, что они нагрянут в гости была уже достаточным основанием. Один удачный телефонный звонок еще не означал, что я прониклась таким оптимизмом.

– Я сейчас не могу говорить об этом, мам. Слишком много всего навалилось. Но очень скоро я все расскажу. Я позвоню тебе через пару дней, идет?

– Я люблю тебя, Мо. Я просто хочу... чтобы ты была счастлива. Ты сказала, что желаешь выяснить, чего ты стоишь без нас. Но ты всегда знала, чего хочешь, милая. Порой я мешала тебе, потому что считала, что мне виднее. И мне очень жаль. Я никогда не хотела, чтобы ты сомневалась в себе. Ты знаешь, чего хочешь. Ты не уехала бы в такую даль, не зная, к чему стремишься. Ты прошла отмеренный путь. Может быть, настало время расслабиться и позволить желаемому самому приплыть к тебе в руки.

– Спасибо, мам. – Я хмуро уставилась на телефон, интересуясь, что именно выкурила моя родительница, чтобы выстроить такую логическую цепочку. – Это необычайно своевременный и уместный совет.

– О, дорогая, не смейся. Я, вообще-то, стараюсь.

– Я серьезно, это действительно очень полезное замечание.

– Правда? – вздохнула мама. – Я так рада. Хотя, по правде сказать, не знаю, чему ты так удивляешься. Я столько лет давала тебе хорошие советы.

– Не перегибай палку, мам.

Я выпекала третью порцию шоколадного печенья, которое Эви окрестила «Несчастные брауни» – новая сенсация нашего заведения – когда Оскар завыл и бросился к двери. Я подскочила, услышав тихий настойчивый стук. Пытаясь унять сердцебиение, я поспешила к двери, забыв снять рукавицу-прихватку.

Дернув ручку (весьма неуклюже, учитывая рукавицу), я обнаружила на пороге местного рейнджера с бутылкой красного вина и пиццей от «Мама Росарио» – единственной приличной пекарни в радиусе восьмидесяти километров.

– Алан, – вздохнула я и тут же устыдилась разочарованной интонации в голосе. – Забавно, я не заказывала пиццу. Видимо, кто-то пошутил и назвал адрес лесничества.

Алан улыбнулся:

– Надеюсь, ты любишь пепперони с сосисками и не станешь возражать, если я войду. Мо, ты... ты казалась такой печальной сегодня днем на работе. Я решил проведать тебя и немного развлечь.

Возмутительно, насколько быстро я растрогалась, услышав эти слова. Я улыбнулась, открыла дверь и взяла у гостя вино — хорошее столовое красное.

– Я люблю пепперони с сосисками.

Расположившись на диване, мы ели лучшую на северо-западе Аляски пиццу и болтали. Но я почему-то чувствовала себя неуютно. Прислонившись спиной к подлокотнику и прижав к груди, словно щит, согнутые ноги, я сидела и пила виноградный сок. Алан мало-помалу придвигался все ближе и ближе, пока не подтянул мои ноги к себе на колени. Он медленно провел пальцами по моей лодыжке. Я поджала ноги и уселась на них.

– Я рад, что мы сделали это, – сказал он. – Раньше мы не могли часто бывать вместе, но теперь, когда вы с Купером...

– Я не хочу говорить о нем.

Алан просиял:

– Я тоже.

Я и глазом моргнуть не успела, как он наклонился, и его губы коснулись моих. Я замерла, и тогда руки Алана нежно скользнули по линии моих ребер, потом вдоль груди и опустились на плечи.

Было бы так легко позволить Алану целовать меня и хоть на мгновение скрасить мою жизнь. Я устала от постоянного болезненного одиночества. Меня пугала перспектива растить ребенка без отца. Алан мог частично облегчить эту ношу хотя бы на короткое время. Но это неправильно. Это низко — целовать одного мужчину, зная, что ждешь ребенка от другого. Я почувствовала головокружение и тошноту... и не от пепперони с сосисками. Всхлипнув, мягко оттолкнула Алана.

– С тобой все в порядке? – спросил он и нахмурился, увидев мои бледные, покрытые испариной щеки.

– Прости. Я действительно не могу. У нас еще ничего не решилось с Купером, и я просто не могу. Не могу так поступить с ним. Прости, Алан. Ты такой...

– Прошу, – сказал он, упершись в меня головой. – Прошу, не начинай речь в духе «ты милый парень».

– Но ты именно такой, – я улыбнулась и обрадовалась, когда он усмехнулся в ответ и чмокнул меня в лоб.

– Что проку быть милым, если я не могу найти хорошую девушку, которой понравлюсь?

– Дело не в тебе, а во мне. Знаешь, я еще никому не говорила в городе, но хочу, чтобы ты понял причину отказа... Черт, Алан, я беременна!

Все краски сошли с его лица, затем оно приняло баклажанный оттенок, а потом опять побелело.

– Ох, – прошептал Алан, притягивая меня и обнимая. Прижавшись подбородком к моей макушке, спросил: – Что будешь делать?

Я пожала плечами:

– Рожать. И на это время, пожалуй, останусь здесь.

– Ты сказала Куперу?

Я покачала головой.

– Когда ты видела его в последний раз?

– В тот день, когда ударила возле бакалейной лавки, – я через силу улыбнулась. – Как ни странно, подзатыльник не имел отношения к беременности.

– Не хочешь ему говорить?

Я рассмеялась, прижимая руки к глазам.

– Понимаю, он имеет право знать, но я не хочу, чтобы он чувствовал, что обязан остаться рядом из-за ребенка.

– Если бы ты согласилась, я позаботился бы о вас обоих. Мог бы сделать тебя счастливой, Мо. – Оторвав мои руки от лица, Алан переплел свои пальцы с моими.

Я почему-то не удивилась такому предложению. Как раз в духе Алана. Он заботился бы и обо мне, и о малыше. Он стал бы прекрасным отцом — читал бы сказки на ночь, учил бы играть в хоккей, на Рождество часами собирал бы велосипеды или кукольные домики. Но я не могла так поступить: отобрать у него шанс иметь собственных детей с женщиной, которая полюбит его по-настоящему, несравнимо сильнее, чем просто хорошего друга.