Далия Трускиновская - Единственные

– А давайте сходим туда вместе? – предложил он. – Когда вам будет удобно.

И положил на стол свою визитку.

– Можно… – немного растерявшись, ответила Регина.

Артурчик упрямо не желал с ней разговаривать. Он обращался только к Алексу. А тот был человеком, очень хорошо воспитанным, просидел за столом ровно столько, сколько нужно ради вежливости. И на прощание поцеловал Регине руку.

Дверь захлопнулась, Регина повернула все ручки и все задвижки. Артурчик ушел в ванную, оттуда – к себе, совершенно не желая обсуждать сегодняшние события.

Регина понимала – во всех бедах он винит мать. Это было несправедливо – но ведь и дядя Лева был прав, объясняя ситуацию. Но кто, скажите на милость, кто из матерей точно знает, какое количество свободы нужно отмерить мальчику?

Регина пошла к себе в спальню, встала перед большим старинным трюмо. Ей пятьдесят три года, в таком возрасте женщины еще находят себе мужей, если серьезно этим занимаются. С одной стороны – поздно приводить мужчину в дом, он уже не станет для Артурчика авторитетом в мужских делах. С другой – как знать…

Лицо – но кто требует от женщины за пятьдесят красивого лица? Прическа – удачная. Фигура… Требуют ли от женщины за пятьдесят блестящей фигуры. Ноги… ноги? Вроде ничего, сохранились, можно даже сделать юбку покороче.

Час спустя, не в состоянии заснуть, Регина решила заглянуть к сыну и посмотреть, как он спит. Дверь не открывалась – Артурчик что-то там соорудил.

Было очень обидно. И Регина пошла на кухню – плохое настроение она любила заедать бутербродиком с красной икрой, причем слой икры был немногим тоньше ломтика.

В это самое время на другой кухне другая мама беседовала с сыном, так получилось – именно в это время он разговорился.

– Мама, я здесь не останусь, – твердо сказал Артем. – И в институт не пойду. Я же знаю, как у нас с деньгами. Я пойду в строительный техникум, там стипендия, и потом трудоустраивают. Но я получу специальность и уеду.

– Куда? В Москву? – безнадежно спросила Галочка.

– Не знаю еще. Но я не хочу, как вы – всю жизнь вкалывать и не иметь сосисок на ужин! Думаешь, я не знаю, что бабушка работает у тети Клавы?

– Ну, не то чтобы работает…

– Убирается и полы моет, а тетя Клава кормит ее обедом!

– Артем, папа найдет работу.

– А пока папа найдет работу, мы всей семьей сидим на шее у Максима! Никогда он уже работу не найдет, с таким зрением! Он теперь – лузер!

Галочка встала.

– Если ты хоть одно слово еще про отца скажешь – я не знаю, что я с тобой сделаю!

– И лук с картошкой нам тетя Илона приносит!

Галочка вышла с кухни, заперлась в ванной, потому что больше спрятаться было негде, и заплакала.

После проклятого кризиса девяносто восьмого года жизнь ну никак не налаживалась.

Наутро Галочка долго размышляла, как накормить семью. Действительно – главным добытчиком стал Максим. Он, можно сказать, жил на работе, жил работой, и Рома это ценил. В конце концов Галочка решила пойти в дворники. То, что она маленькая и худенькая, значения не имело. Она знала – на работу оформляется один человек, а трудится вся семья. Толик поможет, Артем поможет. А дворники всегда нужны.

Она думала об этом и чистила Илонину картошку. Картошка была отличная, нож срезал кожуру тоненько, и хоть это радовало.

Если бы Илона знала про это решение – позвала бы Галочку на базар, там бы место нашлось, деньги невеликие, но можно добывать продукты чуть ли не бесплатно. Одна приятельница отдаст подгнившую морковку, которую все равно выбрасывать, вырезать гниль – и можно кидать в кастрюлю. Другая просто от хорошего настроения подарит яблоко. Третья, из хлебного ларька, отдаст черствую буханку. А когда вывозят на поддонах просроченные товары, чтобы народ моментально расхватал, то можно запастись тушенкой, рыбными консервами, чаем, даже растительным маслом, даже кофе-растворяшкой.

Но Илона не знала всей правды. Да, собственно, в правде и не нуждалась. Она себе нашла другое развлечение – роман между Артурчиком и Ксюшей.

Когда пара приходила, ее ждала мисочка с конфетами и вафлями. Ее ждал термос с чаем или с кофе, куда заранее Илона бросала сахар, а в кофе подливала сгущенки. Но Ксюша и Артурчик пропали – вдруг, без предупреждения. Какое-то время Илона их ждала, потом перестала – ну, разбежались и разбежались. Она понимала, что этот роман – не навеки.

И все же было немного обидно. Ей нравилось заботиться о молодежи. Она, принося иногда Галочке с рынка абрикосы или халву, говорила: это для твоих спиногрызов. И обе смеялись.

Время ускорило свое течение. Если бы Илона бегала подрабатывать в иное место – не так было бы заметно. А на рынке смена времен года очень даже видна – посиди под снегопадом, накрывшись полиэтиленовой пленкой, посиди на солнцепеке в дурацкой грошовой шляпке, деваться-то некуда.

Дела у Ромы шли хорошо, он все чаще закидывал в холодильник дорогую еду, пару раз взял Илону в хорошие магазины – приодеть, и хорошо еще, что предупреждал об этом заранее, чтобы она договаривалась с тетей Феней. Заезжал-то он за женой днем. Потом она вешала одежду в шкаф, даже не пытаясь найти ей применение. Рома иногда говорил, что надо бы сходить в театр или на концерт, но все никак не удавалось.

Он много работал, дома был неразговорчив, и Илона иногда пыталась как-то ему угодить – стряпала хороший ужин, прибиралась. Он благодарил, но ни разу не поцеловал, и это было обидно. Ведь любил же, проходу не давал, в постели был пылок и неутомим, и что? Спокойное «спасибо, Илусенька».

Она встала однажды перед зеркалом с немым вопросом: неужели настолько подурнела? Да, постарела, так ведь и Рома уже давно не мальчик. И он вполне мог завести себе другую – моложе и без хвоста дурных воспоминаний!

Нюша, которой она однажды, под хмельком, пожаловалась, сказала: сама, дура, виновата, сама все проворонила, такого мужика нужно было на руках носить и пылинки с него сдувать. Илона согласилась – не рассказывать же Нюше историю брака во всех подробностях.

– Да заведи ты себе наконец хахаля! – прикрикнула на нее однажды тетя Феня. – Пока совсем старухой не стала!

После чего личная жизнь Илоны оказалась у тети Фени смыслом жизни. Сама она немало погуляла, трижды была замужем, вырастила дочь и сына, и считала, что жизнь удалась.

– Если ждать, пока Ди Каприо к тебе посватается, так все там паутиной зарастет, – говорила она. Ди Каприо был ее кумиром, она пять раз смотрела «Титаник» – и всякий раз обливалась слезами.

Вскоре случай завести хахаля был организован.

Тете Фене исполнялось шестьдесят – почтенная дата, и отметить ее надо пышно и роскошно. Имея множество знакомых, она могла бы хоть кафе снять за разумные деньги, но кафе ее не устраивало – там толком не развернешься.