Далия Трускиновская - Единственные

Рома приехал, вместе с ним был Илонин отец. Они подошли к Илоне, оказались совсем близко, Рома принюхался и сказал:

– Ну, вот уж этого я совсем не понимаю. Ты в лесу-то как набралась?

– Илусик… – прошептал растерянный отец. – В самом деле, как?

– Папа, – ответила она. – Папочка… а со мной все в порядке!..

– Да, – согласился Рома. – Валерий Игнатьевич, я к вам очень хорошо отношусь, но с вашей дочерью больше жить не буду. С меня хватит.

– Но почему?

– А вы еще не поняли? Вы же алкоголичку воспитали! Настоящую алкоголичку! – крикнул Рома. – Вы даже не знаете, как она пила! Да пропадите вы все пропадом! Она – пьянчужка, базарная пьянчужка!

Он держался долго. Но безграничного терпения в природе не бывает.

В это время Регина сидела в прихожей, глядя на запертую дверь.

Артурчик не пришел ночевать.

Он не позвонил – хотя тут его Регина оправдывала, она бы просто приказала немедленно ехать домой, и он это знал. Он отключил телефон. Странным было и то, что Алекс отключил телефон. А ведь Алекс мог знать, где и с кем Артурчик.

Дядя Лева был прав – мальчик должен иметь развлечения. Но и мать должна знать, где он! Мать должна все держать под контролем! Эту истину Регина знала так, как человек богобоязненный знает «Отче наш». Если Господь послал ей ребенка, то послал и ответственность за ребенка, иначе не бывает. Знать о нем все, помнить о нем все!

И вот он исчез.

Алекс мог бы предупредить, что они вместе идут в театр или на вернисаж, подумала Регина. Алекс всегда предупреждал. Алекс – умница, чуткий друг, настоящий джентльмен. Не было случая, чтобы он являлся в гости без цветов для Регины.

– Я страшно боюсь, что придет девчонка, вроде этой Ксюши, и уведет его, – так говорила она Алексу. – Я же в него всю душу вложила, а она придет – и он уйдет с ней только потому, что у нее ноги – от ушей!

– Региночка, вы его обижаете, он у вас не дурачок, – успокаивал Алекс. – Если на горизонте появится такая девочка, я с ней справлюсь. Вы же видите – Артурчик мне как родной. Он должен получить хорошее образование, лучше экономическое, но он будет разбираться в антиквариате, я буду брать его с собой на аукционы. Все выходит из моды, кроме картин Тициана и Рембрандта…

На некоторые выставки они ходили втроем, и Регине казалось, будто у нее настоящая семья – муж и сын. Люди смотрят и видят: хорошая семья, красивый муж, замечательный сын, и сама Регина даже помолодела, потому что Алекс, настоящий художник, все ей объяснил про цветовую гамму и посоветовал сменить гардероб.

Дома им тоже было хорошо втроем – Регина стряпала, а стряпать она умела, Артурчик и Алекс смотрели кино, сидя на диване, и Алекс по-отцовски обнимал Артурчика за плечи.

А теперь вот они пропали, и в голову лезла всякая чушь.

И в эту же ночь, в это же время, Ксюша и Лида сидели с больной Машунькой. Где она умудрилась так простыть, они не понимали. И сильно беспокоились, что это может оказаться воспалением легких. Девочка кашляла и плакала.

– Дай сюда, – сказала Лида, забрала у Ксюши завернутого в одеяло ребенка, устроила у себя на коленях. – Не понимаю, почему врач не прописывает антибиотики. Когда ты была маленькая, тебе чуть что, антибиотики давали, и все проходило.

– Я завтра найду другого врача, – пообещала Ксюша. – Только бы в больницу не упекли. Мама, что у нас с деньгами?

– Плохо у нас с деньгами. Я завтра попрошу у Ромы в долг, отдам с зарплаты. Доигрались! Когда я тебя растила, все эти таблетки стоили копейки. Зато у нас демократия и сто сортов колбасы! А такой докторской, как раньше, нет. Как будто жеваной бумаги в кишку напихали…

Ксюша только вздохнула.

Ей было грустно от мысли, что у ее дочки есть богатая бабушка, которая могла бы помочь с деньгами – хоть на лекарства! Но было решено – даже близко к тому дому не подходить, где она живет со своим драгоценным Артурчиком. Ей не нужна внучка – тем хуже для нее.

Утром Лида поехала в редакцию, которая занимала уже не две комнатушки, а целых пять в современном офисном здании. Секретарша Аллочка сказала, что Романа Александровича еще нет, но звонил и обещал скоро быть.

Аллочку взяли на секретарскую должность, но, так уж вышло, сперва ей пришлось потрудиться в корректуре – там увеличился объем работы, и Варвара Павловна сказала Яшке, что секретарше это будет полезно – заодно станет ясно, как у нее с грамотностью. Яшка, который привел девушку в редакцию, согласился и только попросил Варвару Павловну быть с новенькой помягче – она хлебнула в жизни горя. Маленькая худенькая Аллочка вместе со всей семьей попала в автокатастрофу, потеряла разом мать, отца и сестру, сама отделалась сломанными ребрами. Яшка, друживший с ее отцом, взял над девушкой шефство без всяких амурных намерений, просто не мог иначе. Аллочка платила ему совершенно собачьей преданностью. Лида знала это, знала и еще кое-что – материнская наука пошла ей впрок…

Рома был занят – паковал вещи. Яшка с курьером прислал ему две огромные клетчатые сумки, куда должно было влезть все его имущество.

– Давно пора, – сказал, узнав новости, Яшка. – Придешь в себя, обрати внимание на Аллочку. Хорошая девочка, и ты ей нравишься. Если что – и жениться можно.

– Я ей в отцы гожусь.

– Ну и что? Вот тоже нашел повод! Присмотрись, присмотрись… Я тебе как старый ловелас говорю – девчонка стоящая, кому-то повезет.

Так что Рома деловито вынимал из шкафов свое добро и неторопливо, аккуратно, складывал в сумки. Это не было истерическим бегством – это было спокойным и совершенно бесстрастным уходом. Илона, которая после ночных шатаний по лесу заболела, лежала в постели и следила за тем, как муж ходит туда и обратно.

Вдруг она поняла, что начинается бред: кто-то в голове навязчиво твердил: «Это уже было однажды, это уже было однажды».

Наконец Рома все забрал, уложил и задернул «молнии» сумок.

– Ну, все, – сказал он. – Живи как знаешь. На базаре ты не пропадешь. Можешь пускать квартирантов. Развод я оформлю сам. Я позвонил тете Тане, она за тобой присмотрит, я ей оставлю денег на медицину. Ну, пошел… Может, еще кому в жизни пригожусь. Удачи.

– Рома…

– Удачи.

В прихожей негромко стукнула дверь, и Илона осталась одна.

Тут случилось раздвоение. Илона-первая, осознав беду, вскочила, выбежала в прихожую, поверх пижамки накинула пальто, понеслась вниз по лестнице, как привидение, не касаясь ногами ступенек, и звала, звала:

– Ромка! Ромка, стой!

Но он словно растворился. Откуда-то во дворе взялась оградка, раньше ее не было; наверно, из парка возле Олиного дома. Илона-первая села на эту оградку, уже готовая заплакать, но сдержалась – люди ходят, что подумают? И сидела, и понемногу таяла…