Далия Трускиновская - Единственные

Она, когда Толик нашел работу на складе, а Галочка устроилась кассиршей в большой магазин, взяла на себя все бытовые покупки. И, зная, что вносит в семейный бюджет не только маленькую пенсию, но и свой труд, тетя Таня была почти счастлива.

Максим уехал. Три месяца спустя тетя Таня закатила банкет. Она к этому банкету готовилась тайком и накрыла стол, как в доброе старое время, когда в магазинах ничего не было, а в холодильниках у всех все было. Она позвала Илону, позвала еще несколько человек соседей, немножко выпила и, смеясь и плача, кричала:

– Обалдеть! Я – прабабушка!

И всем показывала портрет новорожденной правнучки Габриэль, Габи.

Артем ждал, пока брат позовет в новую жизнь. Он сидел рядом с дядей Мишей, которого считал законным дедом, и толковал о серьезных мужских делах: что до отъезда нужно поправить в хозяйстве. Толику, у которого порядком испортилось зрение, тонкой работы, вроде заколачивания гвоздей, уже не доверяли.

– Вот, дожили, – сказал Толик Илоне. – Мой внук – бельгиец! Представляешь? И ведь они там еще нарожают! И Артемка, Бог даст, там женится.

– Ага, – ответила Илона. Общее веселье было ей отчего-то неприятно. Не то чтобы она завидовала соседям – нет! Но даже спиртное не глушило беспокойства. А память вдруг подсунула воспоминание о чаче. Совсем было стершееся воспоминание.

Илона попыталась, потянув за эту ниточку, вытащить из памяти лицо Буревого. Молодое лицо, с ясными и пронзительными синими глазами, с острыми сухими чертами, лицо, пригодное, чтобы сыграть юного фанатика-комиссара и влюбленного красавца-герцога. Оно возникло и пропало – а ведь раньше она умела усилием воли удерживать его перед внутренним взором!

Зато вдруг явились другие лица – молодая Лида, молодая Регина, молодой Ромка… смешной, взъерошенный…

И случилось чудо – Илона заплакала. Заплакала понастоящему, навзрыд, перепугав все застолье.

Наверно, между ними, всеми четырьмя, была какая-то тайная связь. В эту минуту Рома вытирал слезы. Он так разволновался, что они сами потекли. Когда шагаешь взад-вперед по аллейке больничного парка, такое случается. Он поднял взгляд к стене четырехэтажного длинного корпуса. Все окна светились. За одним из этих окон рожала Аллочка. Он не знал, когда ответил на ее любовь, что она станет ему настолько близка и дорога. И он не верил ей, пока не увидел ее глаза в тот миг, когда она ему сказала: «Ром, у нас будет ребенок!»

Регина расплакалась, когда Артурчик позвонил и сообщил, что ночевать не придет.

– Это почему еще? – возмутилась Регина. – Ты посмотри на часы!

– У нас тут компания. Что я – маленький, что ли, приходить домой в десять вечера? – спросил Артурчик. – Ну, все, пока-пока!

Это был уже не первый его загул, и Регина оказалась бессильна помешать – скажи ему слово поперек, так и на неделю может пропасть.

Она не знала, что материнство подсунет ей такой мерзкий сюрприз – бессилие. И ее злость, ее ярость, ее возмущение вышибли из глаз слезы. А потом в полночь позвонил дядя Лева и велел приезжать. Время было для визитов неподходящее, но она собралась и поехала.

У дяди Левы собралась почти вся родня, но не на поздний ужин. Дядя Алик стоял у окна и смотрел в темноту. Тетя Ада, жена дяди Алика, тихо совещалась в углу с тетей Риммой, что само по себе уже было странно – обычно они галдели на весь дом. Двоюродный брат Гарик и другой двоюродный брат Арсен приехали без жен и детей, двоюродной сестры Амалии тоже не было.

Когда Регина вошла, дядя Лева как старший в роду отдал безмолвный приказ, рукой и взглядом. Вышли все, кроме дяди Алика.

– Что-то случилось? – спросила Регина.

– Случилось… – буркнул дядя Алик.

– Идиотка! – заорал дядя Лева. – Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Нет?! Ты не идиотка, ты еще хуже!

– Дядя, вы о чем?

– О ком! О твоем сыне, идиотка! Алик, объясни ей, я не могу…

Дядя Алик смотрел на Регину так, словно собирался удавить.

– Когда ты решила рожать для себя, черт знает от кого, мы постарались к этому отнестись спокойно. Мы все понимали… – сказал он.

– Мы взяли мальчика в семью! – перебил его дядя Лева. – Он был наш! Если бы кто-то посмел назвать его выблядком, я бы ту сволочь убил, своими руками убил! Тебе что говорили? Что у него должны быть девчонки! Что он должен бегать за девчонками, должен спать с девчонками! Ты что, ходила за ним следом с палкой и отгоняла этих девчонок? Что ты сделала с Артурчиком?!

– Ничего я с ним не сделала, дядя Лева!

– Нам стыдно его родственником назвать! Это – твоя работа! Ты допустила, ты!

– Дядя Алик! – взмолилась испуганная Регина.

– Скажи ей, Лев, – попросил дядя Алик. – Мне даже выговорить страшно.

– Рафик!!! – заорал дядя Лева. – Иди сюда! Ты все скажешь!

– Да что случилось?!

Вошел Рафик – очень мрачный, кивнул, встретиться взглядом не пожелал.

– Говори, – приказал дядя Лева. – Прямо говори. Как есть.

– Тетя Регина, Артурчик – голубой.

– Как – голубой?

– Он по гей-клубам тусуется. Его там многие видели. Тетя Регина, я не голубой! Я с ними не дружу, я там не бываю! Но у нас работают девочки, и они ходят туда просто потанцевать. Он там постоянно бывает, тетя Регина. Я не поверил, мы взяли детектива… Вот – фотографии, есть видеозапись…

Рафик положил на стол какие-то темные картинки.

У Регины подкосились ноги, она ухватилась за спинку стула и села.

– Говори, говори! – велел дядя Алик.

– У него есть любовник, тетя Регина. Они встречаются у вас дома, когда вы на работе, и у этого любовника.

Тут до Регины дошло.

– Алекс?!.

– Алекс Потапов, тетя Регина.

Она двумя руками взялась за голову. В голове что-то возникло живое и сопротивлялось: нет, нет, этого не может быть, этого не должно быть, единственный, любимый, мамина гордость, нет же, нет!

– Римма! – закричал дядя Лева. – Воды принеси, Регинке плохо! И мне лекарство!

– До чего я дожил, позор на весь город, – забормотал дядя Алик. – Вам уезжать надо, немедленно, чтобы и духу вашего тут не было… Уезжать, я все устрою…

– Идиотка! Ты что – ничего не видела, ничего не понимала?! – продолжал шуметь дядя Лева. Вошла тетя Римма, принесла воду и лекарства, сунула Регине упаковку:

– Пей, это транквилизатор. Левчик, не кричи, тебе плохо станет.

– Как не кричать?! Мы теперь – посмешище!

И тут слово взяла тетя Римма.

– Я говорила! Что я говорила?! Регина, ты помнишь, что я говорила?!

Регина не помнила. Что-то очень злое о внебрачных детях, о том, что из них непонятно кто вырастает. В памяти осталось только это ощущение – злости, которая вскипает в душе идеальной законной жены и матери при мысли о ребенке, принесенном в подоле.

Но вдруг стало ясно, что все эти вопли и ругань родственников не имеют ровно никакого значения. Есть только мать и сын, остальные могут со своими семейными затеями убираться куда подальше. Есть мать и единственный сын, если мать – действительно мать, она сына не бросит. Что бы он ни натворил.