Елена Романова - Одна из тридцати пяти

— С Берингером не просто совладать, — вклинилась Камилла, — он презирает женщин. С тех пор, как застал свою благоверную с любовником в их родовом гнездышке.

— Шутишь? — ложка едва не выпала из моей руки.

— Не-а, — покачала головой Камилла и хитро прищурилась, — у него были все права остаться вдовцом, но он отправил ее в монастырь.

— Говорят, — протянула Сибилла, опустив подбородок в ладошки, — он ее безумно любил.

После этих признаний я стала бояться Райта еще больше, и пусть мне на полонезе достанется хоть сам черт, только бы не лорд Берингер.

Подготовка к балу — это настоящая мука. Элина сотворила чудо, соорудив прическу из моих непослушных темно-каштановых волос и снабдив ее должным количеством перьев, нитей жемчуга и искусственных бабочек, но я чувствовала, что упаду в обморок, стоит увидеть Райта.

Мой наряд был продуман до последней мелочи. Впервые я надела традиционное для претенденток платье из шелковой парчи бордового цвета с золотыми нитями по лифу, с декольте в форме каре, украшенным кружевами, которое сшили еще в Хоупсе. Под платьем была шемиза из хлопка, нижняя юбка, панье овальной формы, корсет, чулки на подвязках. И, само собой, во всем этом было ужасно жарко.

— Не крутись, Джина. Оно того стоит. Ты выглядишь, как королева.

— Надеюсь, прическа не сползет мне на лоб, когда я буду делать эти бесчисленные реверансы, — прошипела я раздраженно.

— Грациозно придержишь ее рукой.

Черт бы побрал эти многовековые традиции. Я чувствовала себя глупо, но утешало одно: в костюмах будут все, включая самого короля.

На первом балу с претенденткой должна быть компаньонка и, судя по всему, Элине происходящее доставляло удовольствие.

В день бала дворец преобразился. Здесь не увидеть четких линий и форм, присущих пристанищу суровых королей, все обрело мягкие вальяжные очертания. Даже стража в доспехах — мрачная и ощетинившаяся — казалась романтической атрибутикой.

Распахнув от изумления рты, мы с Элиной шествовали по коридору в сопровождении личного церемониймейстера, штата лакеев и герольда. По ковровым дорожкам носились шуты в золотистых масках, лилась и лилась музыка…

— Святые небеса… — прошептала компаньонка, когда мы подошли к огромным дверям.

Перед нами толпились ряды таких же претенденток со свитой. Хранитель традиций, сверяя списки, объявлял очередное имя, и гигантские двери распахивались, оглушая гомоном голосов, смехом, звуками менестрелей. За входом в бескрайний бальный зал, украшенный живыми цветами, источающими сладковатый мятный дурман, таился настоящий дворцовый мир, который мне едва довелось узнать.

Двери в очередной раз открылись, и меня ослепил свет. Легкие наполнились пряным воздухом, сердце заклокотало, в ушах послышался звон. С балкона открывался прекрасный вид на сосредоточение драгоценностей, хрусталя, золота и королевской парчи по нескольку золотых лир за дюйм. Внизу у подножия лестницы уже толпились люди — именитые гости с родословными длиною в несколько миль и ветвистыми фамильными древами. И эти надменные, напыщенные и лощенные дамы и господа обратили на меня внимание, когда я на негнущихся ногах подошла к центру площадки, от которой в залу вела широкая белоснежная лестница.

— Леди Джина Эль-Берссо! — объявил церемониймейстер, и раздались фанфары.

Сердце ускорило ритм. Мой герольд с флагом дома эль-Берссо принялся живенько спускаться по ступеням. Все остальные шли позади, придавая моей дрожащей персоне хоть какой-то солидности.

— Помни правила, — зашипела мне в спину Элина.

«Выражение лица должно быть веселым и любезным». Я тотчас оскалилась, шаг за шагом преодолевая ступени и чувствуя раскачивание прически.

Слишком много людей… как много. Столько я не видела даже на главной площади в Хоупсе во время деревенских гуляний.

«Дама в обществе должна порхать с легкостью бабочки».

Дыхание участилось, я старалась не сбиться с шагу. Распорядитель делал мне какие-то знаки. Нужно было пройти через весь зал к тронным ложам, чтобы приветствовать монарха и наследного принца.

Вокруг слишком много оценивающих глаз. Веера порхали с быстротой крыльев бабочки, кавалеры улыбались, слуги мерно передвигались среди всего этого безобразия.

«Настоящая леди всегда выглядит безупречно». Даже если ей чертовски неловко, а щеки горят от смущения.

Элина двигалась за мной, гордо неся на бархатной подушке герб нашего дома. Сегодня это ее почетная миссия.

«Перед взором монарха нужно остановиться, почтительно склонив голову».

Ах, вот он король! Стою и любуюсь. Мужчина преклонных лет, седовласый и мужественный, находящийся здесь, невзирая на тяжелую болезнь, сумевший обуздать боль. В нем столько силы и могущества, которые не нашли отражения в Эдмунде, что я с удивлением перевожу взгляд на принца, который с удвоенным любопытством смотрит на меня. И тут что-то кольнуло в груди: у трона Эдмунда стоит лорд Берингер в превосходном парадном камзоле глубокого темно-бордового цвета. Сердце резко рвется. А ведь Райт далеко не смазливый юнец. Нет, он мужчина — суровый, рассудительный, практичный. В его голове всегда усиленная работа — кажется, он обдумывает каждое свое движение.

— Джина, — хнычет за спиной компаньонка, — реверанс! Сделай этот дурацкий реверанс…

И поклониться? Ему?! Он ведь смотрит… так, будто предвкушает это.

Распорядитель бала хватается за голову, дергает за рукав лакея, топчет ногой.

— Джина, сделай реверанс! — уже приказывает Элина, шипя в самое ухо.

Взгляд Райта приковывает меня к полу, требуя: «Поклонись! Преклони колени, женщина!»

«Дама должна угождать кавалеру, быть скромной и почтительной».

Не в этот раз. Я просто не могу.

Король делает нетерпеливое движение рукой, подзывая советника к себе.

В зале, кажется, заминка. Музыканты неприлично тянут каждую ноту, чтобы вереница из претенденток не врезалась мне в спину.

— Ре-ве-ранс! — дергает меня за юбку Элина.

Райт наклоняется и что-то шепчет королю, однако, смотрит на меня. Смотрит этими чудовищными глазами, которым я не желаю подчиниться.

И в следующую секунду музыка обрывается, и в зале повисает тишина — король поднялся. Шуршание юбок и щелканье каблуков подтвердило мои опасения — абсолютно все преклонили колени. И тут-то до меня дошло… С нелепой поспешностью я приседаю в нижайшем поклоне, а откуда-то сверху раздается смех, а затем и невообразимо усталый голос:

— Как твое имя, дитя? — и в мужском голосе, таком сильном и могущественном, проскальзывает нежность.

— Джина… из рода Эль-Берссо…

Король подошел настолько близко, что я увидела мысы его сапог.