Наталья Якобсон - Живая статуя

Я вошел без стука, замок сам отперся передо мной, даже не щелкнув. Флер уже спала, и это было удивительно, ведь еще не ночь, а она привыкла бодрствовать допоздна. И еще более странно то, что ее тело кажется мне совсем неподвижным, грудь не дышит, и не слышно биения сердца. Я даже не мог уловить быстрый ток крови в венах спящей, а обычно я сразу чувствовал все это. Я подошел к кровати. Флер лежала поверх одеяла и, как это ни странно, даже не переоделась для сна. На ней было лучшее ее платье, на кистях рук поблескивали украшения, в волосах, свесившихся вниз, запутались искусственные цветы. Флер напоминала неживую куклу из марионеточного театра, которую после представления за ненадобностью бросили за кулисами. Еще до того, как я прикоснулся к ее пульсу, я знал, что он не бьется.

— Флер! — тихо позвал я, но она не ответила. Она была мертвой, я мог поклясться в этом, передо мной лежало всего лишь ее бездыханное тело, и вдруг ресницы на ее веках чуть дрогнули. Губы шевельнулись и что-то тихо прошептали, я не смог разобрать что, кажется чье-то имя.

— Ты живая? — изумленно спросил я, но вопрос прозвучал глупо, девушка уже приподнялась и села на постели, кокетливо одернув слой воздушного лилового газа на юбках.

— А ты надеялся не застать меня живой? — вдруг обиженно спросила она.

— Что? — я с трудом верил собственным ушам и тому, как гордо, как капризно вдруг начала вести себя Флер, будто какая-нибудь принцесса.

— Тебя не было здесь так долго, я думала, ты ушел навсегда, — вдруг выпалила она и закрыла лицо руками. На кистях сверкнули два браслета, которые я ей подарил.

— Мне было так страшно думать, что ты не вернешься.

— Но я же вернулся, — я подошел к окну, чтобы его закрыть, потому что в комнате стало холодно, но тут вспомнил про башмачок фей и оставил створку открытой. Флер слишком любила свою туфельку с якобы живущими в ней крошечными существами и пыталась создать им самые удобные условия.

На столе что-то ослепительно блеснуло. Остро отточенное лезвие с запекшейся на кончике кровью резко выделялось на фоне безделушек, разбросанных по столешнице. Уж не пыталась ли Флер покончить с собой. От такой, как она, всего можно ожидать. Я взволнованно оглянулся на ее запястья, но они были скрыты бриллиантовым блеском украшений. Оставалось только исследовать лезвие и кровь на нем, я взялся за рукоять и с удивлением узнал свой собственный кинжал. То самое оружие, которое осталось в гробнице. Кинжал, которым слуги Розы ранили меня самого.

— Откуда он у тебя? — я кинулся к Флер и даже потряс ее за плечи.

Она, явно, не собиралась отвечать, лишь недоуменно смотрела на меня и хлопала ресницами.

— Откуда у тебя этот кинжал? — уже настойчивее повторил я.

— Я и сама не знаю, — проговорила она и опасливо покосилась на блестящее лезвие в моей руке. — Пожалуйста, Эдвин, не надо так шутить, а то я, и вправду, решу, что ты хочешь меня убить.

— Ладно, будем считать, что это была неудачная шутка, — я убрал руку с лезвием подальше от Флер и отодвинулся сам, чтобы она чувствовала себя в безопасности. — А теперь объясни, где ты взяла кинжал?

— Нигде я его не взяла, — на этот раз Флер, действительно, разозлилась. — Уж не думаешь ли ты, что я интересуюсь оружием? Кто-то оставил его на окне и еще записку.

— Записку? — я посмотрел на кинжал в моих руках и заметил, что к рукояти, и вправду, привязан какой-то рваный клочок то ли бумаги, то ли пергамента. Минуту назад его, кажется, здесь не было, а может, это я был так разъярен, что ничего не замечал.

Я отвязал записку, испачканную той же яркой багряной кровью, что и кончик кинжала. Странно, но я ничуть не содрогался при мысли, что эта кровь — моя. Однако записка меня сильно изумила. Она тоже была написана моей кровью, я чувствовал это по запаху, пара алых строк была выведена каплями из моих вен. Витиеватый почерк со множеством сложных закорючек, каким писали только в старые времена тоже был мне знаком.

«Наслаждайся жизнью, Эдвин, как и положено принцу», гласила записка, а подпись ниже можно было даже не ставить. Я и так знал, что ее написал Винсент. Неужели, когда я был в опасности, он, невидимый и неуловимый, тоже носился где-то рядом и собирал в чернильницу капли моей крови, чтобы потом обмакнуть туда перо и вывести на бумаге эту кровавую строку. Постскриптум был написан уже чернилами, очевидно, крови на него не хватило.

«Твоя новая пассия просто восхитительна, хотя светлый цвет волос ей не слишком идет».

Вот за это я готов был убить Винсента, но рядом его не было. Как он посмел так сказать о Флер? Что означало — ей не идет светлый цвет волос? Я попытался представить Флер брюнеткой и не смог. Быть шатенкой или рыжей ей бы тоже не пошло. Именно белокурые длинные пряди делали ее похожей на фею. Возможно, в этой фразе скрыт какой-то тайный смысл. Надо все обдумать, а вдруг Винсент решил говорить со мной загадками. Заявление, конечно, казалось абсолютно пустым, но, может быть, именно в нем крылся тонкий намек. Намек на что? Неужели, со мной решили поиграть, как я сам всегда играю со своими жертвами? Это выводило меня из себя. Я злился, но злобы выместить было не на ком.

— Что-то не так? — Флер привела себя в порядок перед зеркалом и теперь заинтересованно смотрела на меня.

— Все в порядке, — солгал я, ей не за чем знать о моих проблемах.

— А это правда, что ты принц? — она вдруг оказалась возле меня, хотя я не видел, как она пересекла комнату и через мое плечо заглянула в записку. Интересно, мне только кажется, или она может двигаться так же неуловимо и проворно, как я.

— Ты прочла записку, адресованную мне? — обвинил ее я.

— Ну, я же не знала, что тебе, ведь доставили то ее ко мне на окно, — попыталась оправдаться Флер и при этом выглядела так очаровательно, что ее невозможно было не простить.

— Обещай больше не читать никаких бумаг, ни писем, ни документов, ни книг, где может встретиться упоминание обо мне, — потребовал я.

Флер только рассеяно пожала плечами, не понимая, откуда вдруг такая подозрительность по отношению к ней, и торжественно поклялась:

— Обещаю!

Я был вообще крайне удивлен тем, что Флер умела читать. Раньше я полагал, что она безграмотна, как и большинство уличных красоток. Да и кто бы стал обучать ее грамоте, разве только какой-нибудь друг или поклонник. А может, до того, как ступить на театральную стезю, Флер в детстве посещала церковно-приходскую школу. В жизни возможен любой поворот событий. Если бы моя новоявленная подружка не вела себя дерзко и развязно, как и положено коломбине, я бы, пожалуй, решил, что она воспитанница богатой или аристократической семьи, сбежавшая от нежеланного брака. Не у многих хватало мужества для того, чтобы сбежать из — под венца, а потом притворяться белошвейкой, служанкой или актрисой. Только у одной наследницы престола хватило смелости не только для того, чтобы убежать в неизвестность, но и для того, чтобы полюбить дракона. Какие то были чудесные времена, когда я подобрал Розу, лишившуюся крова, когда начал обучать ее фехтованию и колдовству, когда она говорила — неважно, что она любит демона, главное, этот демон прекраснее всех ее земных друзей.