Аманда Сан - Восход

- Нет, - покачал головой Изанаги, дотянувшись до небольшого меча – того, что чуть не отказался взять у Ямато. – Я же иду за твоей мамой, - сказал он мальчику. – Мне не нужен меч, - но он ошибался. Ужасно ошибался. Он выхватил меч, дрожа в темноте.

Копье Изанами сверкало в голубом свете, льющемся сверху. Изанаги остановил ее лезвие своим мечом, полетели искры, угасающие во тьме.

Глаза Изанами блестели, как сверкающие панцири жуков. Камни заливали золотые чернила, превращающиеся в силуэты сотен лисов всевозможных размеров, у некоторых был один хвост, у других – девять, и все были призрачно-белыми, как бумага ваши , на которой Кунитоко нарисовал карту для Изанаги. С лисов капали чернила, их лапы сминались, как бумага, когда они прыгали с камня на камень к Изанаги.

Изанаги бежал, спотыкаясь, прочь из пещеры. Острые камни впивались в его пятки, он потерял сандалии, кровь капала на землю. Чернильный туман окутывал его, слышались яростные вопли. Могла ли так кричать Изанами? Она визжала, как демон, лисы преследовали его, а он пробирался к утесу.

Он не мог позволить ей утопить мир. Только он стоял на пути ее желания уничтожить все. Он помнил, как она выглядела в тот день на поляне, когда пушистый кицунэ спал на ее коленях, пели птицы, радужные лепестки кружили в воздухе. Она была поглощена созиданием, а теперь – одержима разрушением. Он не мог позволить ей уничтожить все, что она сотворила.

Он развернулся и ударил мечом ближайшего кицунэ . Призрачно-белое тело порвалось, как бумага, и растаяло, став лужей чернил. Они все еще оставались рисунками. Чернила не имели здесь такой силы, она уже не могла создавать, лисы были лишь иллюзиями. И от этой мысли он печалился, но и ощутил надежду. С бумажной армией он мог сражаться, у него был шанс спастись.

Он взмахнул клинком, чернила капали с края лезвия. Капли собрались на земле, формируя огромного волка – духа инугами . Он прыгнул на бледных и шуршащих лапах к кицунэ , а Изанаги создал клинком еще одного. Поле заполнилось волками и лисами, летели обрывки бумажной шерсти и капли чернильной крови. Они выли и шипели, рычали, все это превращалось в какофонию страданий. Изанами кричала, когда падали ее кицунэ , чернила оставляли черные следы на земле, превращаясь в золотую пыль и поднимаясь в небо.

Изанами пронзила бок инугами , чернила потекли из дыры в его бумажном боку.

- Изанами, хватит! – крикнул Изанаги. Волки окружили его для защиты, обнажив сверкающие белые клыки на лисов, что кусали их за пятки.

- Ты не понимаешь, - выдохнула она. Отсюда он все еще видел личинок на ее коже, слышал щелканье панцирей жуков в ее волосах. – Это не остановить. Во мне не осталось тепла, Изанаги. Я буду всегда убивать. Это мое призвание.

Он сделал это с ней и понимал это. Он хотел смотреть в ее темно-карие глаза, держать ее за руку, но эти чувства уступили его высокомерию. Себя он любил больше, потому она и осталась в одиночестве.

Он увидел, наконец, два камня, склонившихся над пещерой Йоми. Если бы он столкнул их, закрыв это отвратительное место, все кончилось бы. И не будет больше бреши, в которую пролезут ее рисунки и реки тьмы.

Самый большой инугами прыгнул в ряды кицунэ и помчался к вершине пещеры. Лисы кусали его за уши и лапы, пока он бежал. Они преследовали его злыми комками шерсти, волк взвизгивал, когда их клыки впивались в его бумажную кожу. Но он не замедлился ни на миг. Он бежал к краю пещеры и ударился плечом о камни. Лапы его скользили в поисках опоры.

Золотой кицунэ впился в горло волка. Изанаги в отчаянии бросил меч. Кицунэ упал со сдавленным криком, ему вторила с болью Изанами.

- Нет! – вопила она, когти инугами впивались в землю, булыжники двигались к проходу пещеры. Изанами убежала в пещеру, и камни рухнули на проем. От их веса содрогнулась земля, мелкие камни задрожали от землетрясения, волной катясь к выходу из Йоми. Изанаги обхватил себя руками, мчась на вершину утеса, вокруг грохотали камни. Инугами и кицунэ вопили, камни рвали их, ни превращались в чернила и обрывки бумаги ваши . Изанаги спешил на вершину Мира Тьмы, зажав руками уши. Он упал на бок, мир содрогнулся, и все, что он знал, было разорвано и затоплено.

Когда земля перестала дрожать, когда он опустил руки, он слышал лишь тишину и пустоту Йоми.

Танака смотрел на потолок, заложив руки за голову. Мешочек с макаронами лежал на столике рядом с кроватью, пирожные розового и мятно-зеленого цвета выглядывали из приоткрытого мешочка, вокруг лежала золотая лента. Матрас под Танакой поскрипывал, когда он покачивал ногами, постоянно глядя на потолок.

Там были картины, словно японская версия Сикстинской капеллы. Рисунки были в европейском стиле, но история и персонажи были традиционными.

Юки открыла дверь ванной, ее глаза расширились.

- Ты видел размер ванны? – захихикала она, а потом прыгнула на матрас и оказалась рядом с Танакой. Он поднял голову, чтобы освободить левую руку и обнять ее, ее тепло ощущалось таким привычным и правильным. – На что ты смотришь? – спросила она.

Танака указал на картины. Там было три части истории, обрамленные завитками золота. Двое ками , один в черном кимоно, а другая в белом. На первой картине они держались за руки, черный туман окружал их завитками, вдали виднелась пагода. На второй картине была пещера в долине, покрытой камнями. Ками в черном стоял на коленях, вскинув руки к небу, а ками в белом исчезала в проходе пещеры. Маленький золотой кицунэ сидел над пещерой, обернув хвостом камень. На третьей картине ками в черном стоял один на красно-золотом мосте, глядя на невероятный пейзаж леса и океана.

- Изанами и Изанаги? – спросила Юки.

- Похоже на то, - сказал Танака.

- Грустная картина для отеля любви.

- Почему?

- Посмотри на последнюю часть картины, – она указала мерцающими ноготками на изображение Изанаги, что был один на мосту. – Он один, потому что она умерла. Это ужасно. Все пошло не так, когда они попытались быть вместе, ведь он начал завидовать и оттолкнул ее.

- Это печально, - сказал Танака. – Но это первая история любви. Они ведь еще не знали, как нужно поступать, - он вытянул правую руку и обхватил пальцами ладонь Юки. Они смотрели на переплетенные пальцы, замолчав на мгновение. – Смотри, как он плачет на второй картине, - тихо сказал Танака. – Ему больно, - он повернулся на бок, матрас поскрипывал под ним, темно-карие глаза его встретились с глазами Юки. Он отпустил ее руку, чтобы заправить ей за ухо выбившиеся прядки волос. – Он наделал много ошибок. Но он любил ее, хоть и не знал, как это выразить. Хоть и испортил все.