Александр Арбеков - О, Путник!

И так! Что же делать, как быть дальше, как себя вести, куда держать путь? В каком же, однако, странном и идиотском положении я нахожусь! Вопросы, проклятые и бесконечные вопросы затопили мой разум. Как я от них устал! Может быть, стоит вернуться на милый сердцу пляж, упасть на песок, окунуться в море, забыться здоровым и чистым сном? Послать всё и всех к чёртовой матери? Построить хижину, ловить рыбу, добывать лесную живность. Собственно, и эта избушка вполне сгодится. Подлатать её немного, и отличный дом готов. Буду смотреть по ночам на звёзды, думать о вечном, то есть, в принципе, ни о чём. Потихоньку восстанавливать память, философствовать, размышлять, анализировать и, наконец, осознав себя, строить последующие планы, а потом уже двигаться дальше?

ЗВЕРЬ всегда рядом. С ним я, очевидно, в полной безопасности, вместе как-нибудь продержимся, прокормимся. Да и ПОСОХ, как мне стало ясно, скорее всего вовсе и не посох, не обычная палка. Что-то он в себе таит, что-то в нём сокрыто, — очень мощное, глубокое и грозное, пока неподвластное и непонятное моему ущербному разуму. С ним мне ещё предстоит разбираться и разбираться.

Хочу жить, не зная проблем! Какие-то чёртовые острова, провинции, сюзерены, вассалы, графы, бароны, королевства, оракулы. Что за бред! Зачем мне всё это нужно?! Но всё-таки, кто я такой, откуда и зачем явился в этот мир, где моё Королевство, если таковое, конечно, существует? Что такое ПОСОХ, кто такой ЗВЕРЬ? Слаб человек, слаб… Все мы являемся покорными рабами интереса. Всё стремимся к познанию, не понимая, что этим только отягощаем свой разум. Да, познание действительно рождает печаль. Кто-то, где-то, когда-то это сказал, я точно помню. Кто, где, когда? Я напрягся, сосредоточился, но ничего не вспомнил. Я привычно заскрипел зубами от досады. Что может быть страшнее бессилия разума!?

Но, к счастью, познание, кроме печали, влечёт за собой чувство глубокого удовлетворения от понимания доселе неведомых истин, а также наслаждение и радость от самого процесса их осознания. А главное, — познание всё время рождает стремление к новым и новым знаниям, а не в этом ли одна из главных ипостасей цели и смысла бытия?! Ну что же, ПУТНИК! Отнюдь не ты выбираешь свой путь, а Путь — тебя.

Так впёред, вперёд и ещё раз вперёд, о, ПУТНИК! У тебя есть Посох и Собака, простые и вечные твои атрибуты. Что ещё нужно!? Дорогу осилит идущий! В движении — жизнь! Повторять эту простую истину можно до бесконечности, ибо она универсальна для всех, живших, живущих и для тех, кому предстоит жить. Она непререкаема на все времена. Вперёд, ПУТНИК, только вперёд!

Но всё это завтра… А пока стоит отдохнуть. Собираясь в путь, отдохни, а иначе ничего не получится в пути… Я посмотрел в окно. За ним быстро смеркалось. Я вдруг неожиданно почувствовал страшную усталость, тягуче и безжалостно сковывающую тело и окутывающую разум. Какая-то тяжёлая опустошённость и отрешённость навалились на меня.

Всё, я явно переутомился. Столько свежих впечатлений, эмоций, мыслей, и новых неожиданных знаний всего за один день! Мне следует немедленно отдохнуть. Только сон спасёт меня. Глубокий и долгий сон. Спать, спать, пора спать… Я, слегка покачиваясь, медленно поднялся со скамьи, от души зевнул и потянулся. Усталость, как тягучая и липкая паутина, рождённая мистическим, невидимым, гигантским и неведомым насекомым, обволокла меня, не позволяя далее двигаться и размышлять.

ЗВЕРЬ молча, снисходительно и понимающе смотрел на меня. Ветер за окном стих. Сумерки, как и всегда, окрашивали мир в удивительную и волшебную пастель. День и ночь балансировали на вечно загадочной, хрупкой и непостижимой грани своего естества. В доме стояла гробовая тишина, за окном — абсолютная.

— Всем спать, — обессилено и глухо произнёс я. — Всем спать. Утро вечера мудренее. До завтра…

Я, находясь почти в полу бессознательном состоянии, зашёл в соседнюю комнату, вежливо и устало пожелав ГРАФИНЕ спокойной ночи, даже не задумываясь, где и как она эту ночь проведёт. Меня вдруг сковало какое-то безразличное и постепенно засасывающее в себя оцепенение, которому я совершенно не мог противиться. Потом я обессилено упал на пол и стал погружаться в глубокий сон. Он был подобен огромному, тёплому и вязкому океану, мощно и жадно поглощающему меня. «Очищения сознания жажду я, неприкаянный ПУТНИК. Только этого! Истины жажду от пока ещё неизведанного мною, таинственного и загадочного мира!» — воззвал я неизвестно к кому.

Но перед падением в пучину сна меня неожиданно посетила одна странная мысль, которая некоторое время жила в моём сознании. Она, как не погашенная сигара, медленно и едко тлела в моём мозгу, отягощая и отравляя его.

«А чем, собственно, отличается гробовая тишина от абсолютной? Может быть, это одно и то же? А может быть гробовая тишина, — это абсолютная тишина в замкнутом и в изолированном от мира пространстве, ну, например, в том самом гробу?», — подумал я. — Да нет… В гробу не совсем тихо. Червячки всякие, кроты и землеройки.

Господи, у меня начинается бред. Надо что-то делать. Какое странное и глупое состояние! Кто же я такой, чёрт возьми!? Как мне жить дальше на этом свете, куда двигаться и стремиться!? Остаётся пока только один выход. Спать, спать, спать…

Сны иллюзорны и подчас странны, крайне нелепы, непонятны и тревожны. Но в них есть свой смысл, дарованный природой. Они очищают разум от всякой ненужной шелухи и спасают его от перенапряжения. Сны, сны, сны… «Быть иль не быть? Вот в чём вопрос… Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль в целой схватке с тысячью лишений забыться, умереть!? Какие сны в том странном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?». Кажется так… Или почти так… Или не так? Откуда, вообще, это!? Ладно. Пора спать, Ваше Величество. Если я, конечно, таковым являюсь… Сон разума без снов — вечное спасение от всего… Спокойной ночи, ПУТНИК. Утром всё будет по другому. Конечно, при том условии, что пробуждение состоится…

— КХА, КХА, КХА…

О, эти вечные, как мир, звуки! Находясь на грани сна и бодрствования, балансируя между несколько замутнённой, ещё не осознанной реальностью и иллюзорной дрёмой, которая сладко затягивала меня обратно в свои коварные тёплые объятия, я с превеликим трудом освободился от них обеих и, открыв глаза, выпал в прозрачную и чистую действительность.

Ослепительно яркий свет заполнял всё вокруг. Косые лучи солнца, бившие из пустых окон, безжалостно пронзали комнату. Лёгкие протуберанцы пыли рождались и умирали по воле ветра, случайно, а может быть, и намеренно забредшего под сей кров. Моя голова была абсолютно чиста, ясна и пуста.