Шерри Томас - Пылающие небеса (ЛП)

– Нет. – Тит не пережил ничего подобного. – А что, если первое видение появилось в ситуации тяжелого страдания? Это уменьшает вероятность дополнительных видений?

– Опишите ситуацию тяжелого страдания.

– Разгар ничем не сдерживаемого допроса инквизитора.

Кот заурчал. Принцесса Аглая с задумчивым видом почесала его между ушами.

– Любопытно. Не уверена, что видение способно проявиться, когда мозг находится под таким давлением. А как ваш маг вышел из подобного допроса, сохранив достаточную ясность ума, чтобы вспомнить предсказание?

– Допрос был прерван.

– Когда?

– Возможно, во время видения или вскоре после него.

– А. Тогда это имеет смысл.

– Как это?

– Сомневаюсь, что у вашего мага вообще было видение. Он видел прореху в сознании. Понимаете, – принцесса Аглая наклонилась вперед, стремясь поделиться своей эрудицией, – маги мысли – любопытное племя. Нельзя просто заплатить им, чтобы они сделали за вас грязную работу. Они должны захотеть принять в ней участие. Талант у магов мысли врожденный, но достигаемая ими мощь прямо пропорциональна их отдаче делу.

Инквизитор определенно фанатично предана Лиходею.

– Маги мысли боятся вмешательства в их работу по двум причинам. Первая: их полностью открытый мозг весьма подвержен необратимому ущербу. Вторая: мысли, которые они используют, чтобы достичь неистовой мощи, становятся видны как прореха в сознании. Ваш провидец узрел не отблеск будущего, а картину внутренней работы мага мысли.

Совершенно неожиданное откровение. Но трепет Тита длился лишь секунду.

– Прореха работает лишь в одном направлении, или это взаимно?

– Совершенно точно взаимно. Известны случаи, когда хозяин мага мысли намеренно прерывал допрос, полагая, что маг недостаточно силен, чтобы сломать объект, и добиваясь прорехи.

Значит, инквизитор, придя в сознание, обнаружит в своей голове отпечатавшиеся образы принцессы Ариадны и ее канарейки. И потребуется не очень много времени, чтобы обнаружить: принцесса Ариадна в жизни не владела канарейкой.

А потом инквизитор вспомнит, что они с Титом были не совсем одни в комнате для допросов.

* * *

За чаем собрались лишь Кашкари, Уинтервейл и Иоланта.

– Его высочество еще тошнит? – спросил Уинтервейл.

– Уже нет, – ответила Иоланта. – Но запаха жареных сосисок он пока не выносит. И съест немного сухого печенья у себя в комнате.

Уинтервейл указал на обилие еды на своем столе:

– Тогда налетай.

– Как прошла твоя поездка домой, Фэрфакс? – поинтересовался Кашкари. – Твоя семья приедет на Четвертое июня [4] Наибольший расцвет Итон получил при Георге III. Монарх часто бывал в Виндзоре и регулярно навещал школьников. Он даже устраивал для них увеселительные мероприятия в Виндзорском замке. В ответ на столь пристальное внимание к школе руководство учебного заведения выдвинуло инициативу сделать день рождения короля Георга III – 4 июня – школьным праздником. В настоящее время традиция отмечать этот праздник сохранилась, даже при том, что мероприятия, посвященные «четвертому июня» в Итоне, в последнее время редко приходятся именно на эту дату в календаре. ?

Иоланта глотнула чая, купив себе несколько минут на размышление. По крайней мере, она знала наверняка, что ее семья не приедет на Четвертое июня, что бы это ни было.

– На самом деле они на этой неделе уезжают в Бечуаналенд. А вы, джентльмены, как поживаете вдали от дома?

– Я всегда «за» жизнь вдали от дома, – вздохнул Уинтервейл.

– Тогда что ты делаешь на каникулах?

– Жду, когда снова начнутся занятия.

Что можно ответить на подобное?

– А у тебя все так же плохо, Кашкари?

– Нет, я скучаю по дому. Но поездка в Индию и обратно занимает шесть недель, потому я могу видеться с семьей лишь летом. Хотел бы я учиться к ним поближе.

– Почему же решил пойти в школу так далеко?

Иоланта видела еще нескольких индийских мальчиков в форме, так что он хотя бы не единственный здесь.

– Так сказал астролог.

– Астролог?

Кашкари кивнул:

– Когда мы рождаемся, рисуют все эти запутанные карты. Перед каждым важным решением в жизни мы консультируемся с астрологом – предпочтительно тем, кто нарисовал карту, – и он говорит, какие шаги желательно, а иногда и необходимо предпринять.

Это звучало очень похоже на то, что делают со своим натальными картами маги.

– Так ты здесь не потому, что хочешь, а потому, что так написано на звездах.

– Некоторые вещи предопределены.

Интонация Кашкари напомнила Иоланте о принце, когда тот рассуждал о тщетности попыток избежать своей судьбы.

Уинтервейл потянулся за сосиской:

– Думаю, ты слишком полагаешься на звезды.

И локтем опрокинул чайную кружку. Все вскочили. Кашкари схватил полотенце, висевшее возле умывальника, а Иоланта убрала с дороги стопку книг.

За ними стояла маленькая фотография в рамке, семейный портрет: мужчина, женщина и маленький мальчик между ними. Иоланта чуть не выронила книги. Мальчик – это, очевидно, Уинтервейл девять или десять лет назад. Его отец выглядел смутно знакомым, но лицо матери Иола узнала мгновенно.

Сумасшедшая, которая пыталась задушить ее в портальном сундуке.

– Твоя семья? – спросила Иоланта, надеясь, что голос звучит не слишком резко.

– Только отца больше нет. А мать уже не та со времени его смерти.

Один из способов сказать, что твоя мать – убийца-лунатичка.

– Так вот почему ты не любишь каникулы?

– Ну вообще большую часть времени с ней все в порядке. Просто никогда не знаешь, когда возникнут проблемы.

Уинтервейл взял у Кашкари полотенце и вытер лужу. Затем отбросил полотенце, плеснул себе еще чая и сел.

– Думаю, мы должны поработать над твоим броском, Фэрфакс. Скорость у тебя великолепная, но рука и плечо расположены не так ровно, как должны.

* * *

Через полуоткрытую дверь до Тита волнами доносился шум, производимый тридцатью с лишним мальчишками на отдыхе: вверх и вниз по лестнице топали ботинки и башмаки, младшие дети тащили подносы с грязной посудой, звенели тарелки и столовые приборы; старосты в общей гостиной, расположенной через проход, обсуждали различия между стилем игры в футбол в Итоне и Винчестере.

Тит сидел на кровати, прислонившись спиной к стене. Раскрытое Горнило лежало на коленях, и оттуда на него смотрел некто незнакомый. Если прежде Тит и сомневался в действенности наложенного на Фэрфакс заклинания неповторимости, то сейчас видел перед собой доказательство. Обычно он неплохо управлялся с ручкой и чернилами, однако на получившемся рисунке ее лицо было совершенно неузнаваемо.

Тит постучал палочкой по странице. Чернила вихрем поднялись с иллюстрации и вернулись в стержень авторучки. Теперь Спящая красавица лежала на своей кровати без лица, окруженная всей грязью и паутиной, что он добавил с годами. Тит вновь стукнул волшебной палочкой, и к принцессе вернулись первоначальные черты, милые и скучные.