Софья Ролдугина - Моя рыжая проблема

— Не знаю. — Рыжий выглядел измученным. — Ну правда, не знаю. Вроде похоже, но не то. Ты не спрашивай, ладно? Потом ещё в городах насмотришься, сама поймешь.

Невольно я улыбнулась. «Насмотришься в городах», — по — моему, оптимистично звучит Значит, по крайней мере из этой переделки мы выберемся.

Тейт застыл в дверном проеме, сдвинув в сторону блестящие красно — розовые нитки бус у себя над головой. Из‑за плеча его бил свет, невыносимо яркий и теплый, и силуэт казался вырезанным из угольно — черной бумаги.

— Трикси? Задумалась о чем‑то?

— Да, — улыбнулась я. — О том, что ты хорошо смотришься.

Он ничего не ответил, только хмыкнул, но в мысленном фоне промелькнула вспышка радости и нежности — как пушистый фейерверк, бесшумно распустившийся в ночном небе, призрачный серебристо — голубой цветок. На пороге Тейт замешкался, и мы соприкоснулись руками, потянувшись друг к другу синхронно, полуосознанно и не глядя. И, хотя времени прошло предостаточно, никто не обратил внимания на нашу задержку — кроме Итасэ Рана, который бросил обжигающе сердитый взгляд, подумав: «Идиоты».

Это отрезвило.

Соберись, Трикси. Вы тут йена курорте. Рассуждай логически, действуй рационально, ожидай худшего. Шрах, будто рядом с рыжим такое вообще возможно!

— Ни о чем не хочешь спросить, Трикси — кан? — спокойно произнес Ригуми, обменявшись взглядами с подмастерьем и с Кагечи Ро.

Я снова вспомнила мальчишку с завязанными глазами и прикусила язык.

«Делай то, что ты делаешь. Мне это угодно». Ох, как это похоже на какое‑нибудь торжественное благословление на царствование… Или приглашение в жертвенные овечки, что, в принципе, практически то же самое.

Услышать более подробный и связный рассказ, конечно, хотелось, но мысль о том, чтобы заставить мастера нарушить табу, вызывала почему‑то почти физическое неудобство. Тем более, время не слишком удачное… Да и есть кандидатура получше для обсуждения запретных тем — Оро — Ич. Вот кого нарушение неписаных правил не смутит, а только порадует.

Значит, буду пока держать паузу.

— Ничего, Шаа — кан, — ответила я, опустив глаза, — Прошу прощения, что задержала всех. Готова идти немедленно, если потребуется.

Ригуми Шаа сузил глаза. Наверное, в других обстоятельствах он бы так или иначе вынудил меня раскрыться и выложить то, что тяжелой гирей повисло на душе. Но сухой испепеляющий жар, исходящий от его разума, выдавал сейчас полную сосредоточенность на другой цели — на свободных.

— Хорошо, — ровно сказал мастер и отвернулся. — Повторю снова, когда все рядом и вместе. Охота началась. Это значит, что я запрещаю преследовать кого‑либо в одиночку. За Бланш Трикси и Танеси Тейтом смотрит Итасэ Ран. — Подмастерье склонил голову к плечу, хотя и без особого энтузиазма. — Маронг Игамина, Исэ Лиора и Кагечи Ро держатся только втроем, когда вернется Ренгиса Лао, он присоединится к ним. Айка — кан!

— Айе! — вытянулась в струнку девчонка. Движения ее стали спокойнее, исчезла суетливость, а из мысленного фона пропало любопытство.

— Ты со мной, — с едва заметной улыбкой приказал мастер. — Будь на расстоянии до десяти шагов, не дальше. Диккери- кан, оставайся рядом, но избегай сражения.

Деревня точно вымерла. Я шла, распахнув купол, и не ощущала поблизости никого живого. И лишь в отдалении слышался шепот чужих разумов, тревожных и рассеянных. Похоже, все, кто мог держаться на ногах, ушли и рассыпались по округе, скрылись в пещерах и гротах. Лежачих и беспамятных не бросали — увозили, уносили на себе, не жалея сил. Тяжелые каменные ворота остались открытыми, да и от кого их было запирать?

У меня мурашки по спине пробежали.

Широкая дорога — мелкая галька, намертво втоптанная в глинистую землю — уводила вниз, к океану. Мимо жутковатых колец из каменных столбов, мимо террас, где рос приземистый мелколиственный кустарник с вытянутыми черными ягодами, вдоль белесого пляжа… Резкий смолистый аромат постепенно уступал морскому, йодистому, от которого страшно хотелось пить. У самой кромки берега, на приличном расстоянии от деревни, стояло несколько домов на сваях, ещё чуть дальше поднимались из волн скалы, облепленные игольчатыми панцирями и сизыми водорослями; вода мерно накатывала и отползала, сердито шипела и надувалась пеной, отчего‑то красноватой.

— Старуха живет там, — указала Диккери на дома, остановившись. — Это все ее. Еду и подарки оставляли на пороге, в корзинах. Внутрь проходили только те, кому нужен был совет… ещё отец и я.

— Ты училась у нее пению, я помню, — склонил голову к плечу Ригуми Шаа. Глаза у него странно потемнели, и это был не световой эффект, а реальное изменение цвета, словно багрово — черная краска, подобная той, что на губах, стала сочиться из зрачков. — Спой, Диккери — кан. Пой, пока я не скажу замолчать.

Он поднял руку, делая знак остановиться, и дальше пошел один. Девчонка сперва дернулась за ним, но точно лбом на стену налетела и растерянно обернулась — на Лиору, затем на меня. Отступила на шаг, другой… и запела, поначалу очень тихо. Звук был низкий, горловой, вибрирующий; он чем‑то напоминал мелодичные голоса сойнаров, только в иной тональности. От него пробирал озноб, и губы пересыхали, и пробуждалось что‑то в сердце — тревожное, сладкое, немыслимое.

Ригуми Шаа шел вперед; когда до деревянного настила оставалось несколько метров, свет солнца стал меркнуть.

Небо оставалось абсолютно чистым.

Я отшатнулась, проскользнула между Итасэ и рыжим, напрягая купол. Песок вокруг ног вздымался змейками, закручивался в знаки бесконечности, в спирали и воронки. Тейт изгибал пальцы, точно в них суставов не было, и шептал что‑то под нос, но его голос тонул в пении Диккери — уже не гортанном, а утробном; при одной мысли, что такой низкий звук исходит от изнеженной девчонки с округлыми плечами, накатывала жуть.

Мастер ступил на просоленный настил.

Солнце стало черным.

Дома на сваях задрожали, как мираж, потемнели и скрутились в одну точку, поглощающую свет. Звуки исчезли, точно кто‑то щелкнул тумблером. Темная точка дрогнула и извергла из себя все, что поглотила ранее.

Я вскрикнула, кажется, падая на колени, и песок обнял меня, укрывая мягким щекочущим облаком. У него был привкус мыслей Итасэ, такой же злой и сосредоточенный, но обещающий защиту. Тейт нависал надо мной, источая суховатый жар и угрозу…

А затем все закончилось.

Песок осыпался; волна удушающей силы схлынула.

Ригуми Шаа стоял у хрупких, белесых, изъеденных ядовитым ветром обломков и улыбался.

— Ты замолчала, Диккери — кан. А ведь я просил петь.

— П — простите… — прошептала девчонка, неотрывно глядя на развалины. Ноги у нее подкосились. — Я не…