Александр Бромов - Игры богов

Йёвалли заглянул через несколько дней рано утром, поворошил разбросанные по столу наброски и пошел на кухню ставить чайник. Эджен проснулась от запаха блинов.

— Почти получается, — с неподражаемой гордостью сообщил ей принц, когда лохматая сонная девушка в одной длинной футболке нарисовалась в дверном проеме, — Как думаешь, может быть, бросить все и уйти в повара? — он облизал пальцы и весело посмотрел на озадаченную демонессу.

— Рано, — категорично заявила она, попробовав стряпню, — Толстые.

— Чтоб ты понимала, глупая, — йёвалли обошел слово «женщина», — Они и должны быть упитанные. Смотри, какая прелесть, так и просится, чтобы его съели.

Демон двумя пальцами поднял блин, но тот предсказуемо порвался и шлепнулся на стол. Эджен решительно забрала у него сковородку и допекла оставшееся. А осталось там мало, потому как старался Лас от всей души.

Они пили кофе на уютной кухне, заедая его упитанными блинами, болтали и смеялись. В окно светило солнце, ворковали голуби, а в скверике кричали дети, и играла музыка. Хорошее утро. «Не дай боги, кто-нибудь испортит, — подумала Эджен, — Убью на месте!».

Разговор незаметно свернул на Сантилли.

— Он не жил до тебя, — тихо говорила демонесса, — У него же не было радости в жизни. Все забрал дракон и война.

— А теперь Чарти добивает его, — задумчиво продолжил Лас.

Эджен вздохнула:

— Ты не представляешь, как Санти его ждал! Ничего не понимаю, что с ним творится?

— Зависть, Жени, — по-взрослому усмехнулся принц, — Обычная зависть. Представь, ты возвращаешься в свой дом, а там все по-другому: ты уже не первый, и даже не второй, а младший братишка, которого ты носил на руках, уже мужчина. И потом…, - йёвалли замолчал и стал смотреть в окно.

— Ае, он начал жить заново, когда появился ты, — Эджен потянулась к нему через стол и осторожно положила свою ладонь на его сжавшиеся в кулак пальцы, — Он погибнет без тебя.

Но демон аккуратно высвободился и возразил:

— Жени, он не хочет меня видеть.

— Он лжет, — горячо возразила она, снова беря его за руки и встряхивая их, — Он просто запутался, заблудился. Привык, что ты всегда рядом. Привык к твоей любви. Привык к твоему послушанию. Ласти, — Эджен не заметила, что назвала йёвалли женским именем, — ему тяжело и больно одному. Он же не жил до тебя! Ты не представляешь, как он разговаривал со всеми. Скажет слово, как отмахнется. Всегда равнодушный, и этот взгляд в никуда. Особенно после гибели жены.

Она перевела дыхание. Это было действительно страшно, смотреть в безжизненные глаза брата, после того, как он вернулся после сорокалетнего безумного отсутствия.

— Скиале и ее смерть. Это запредельно. Он мог молчать неделями. Ты представляешь молчащего Тилли? Потом он начал оживать, но стали доходить слухи, что он путается с Таамиром. Почти в открытую. Я думала, отец убьет его, — в глазах Эджен заблестели слезы, она выпустила руки Ласайенты и зябко обхватила себя за плечи, — Начинаешь с ним говорить, а он смотрит сквозь тебя и уводит разговор в сторону. Некоторое время все спокойно, потом опять начинается сначала.

Принц оторвался от окна и внимательно поглядел на нее.

— Потом он начал спать с женщинами. Со всеми без разбора. Как до шлюх не докатился, не знаю. А потом появился ты, — Эджен снова взяла его за руку и с надеждой заглянула ему в глаза, — Ласти, ты — его жизнь. Ты — его солнечный свет. Он не сможет без тебя и ты без него. Вы две половинки одного целого. Хотя бы просто будь рядом. Будьте друзьями. Ведь что-то можно сделать?

— Алентис передал, что он вчера появился на заводе. Я попробую с ним поговорить. Оттуда порталом не сбежать, — демон пожал плечами, — Может, что-то и получится.

Сантилли переехал из общей мастерской в небольшое помещение с окном во всю стену, из которого было видно поточную линию и лестницу, ведущую к нему наверх. Когда Лас зашел, ашурт не оборачиваясь, продолжал заниматься своими делами, хотя прекрасно знал, кто пожаловал к нему в гости. Принц немного постоял в дверях, мысленно ругая себя, но все-таки прошел к столу.

— Санти, давай поговорим, — он хотел положить руку на плечо друга, но в последний момент передумал, и так ясно, что стряхнет и сразу взорвется.

— О чем? — резко ответил тот, не отрываясь от чертежа, — Мы уже все выяснили.

— Но ты же можешь сказать хотя бы, почему? Я имею право знать.

— Я, по-моему, ясно выразился, что освобождаю место, — не оборачиваясь, холодно отрезал герцог.

И тогда Лас впервые попытался прочитать его и наткнулся на то, что никак не ожидал почувствовать: презрение и ненависть. Ненависть и презрение. Черные. Страшные. Нет, была одна мысль, которая непрестанно билась в мозгу герцога: предатель.

Он — предатель. Он предал их любовь и дружбу. Но Лас никого не предавал! Никогда! Выдавал иногда в запале чушь. Да, это было, дурацкие выходки. Но попробуй объяснить все это упрямому ашурту, не желающему его слушать. Йёвалли стало душно, и он потянулся к воротнику. Предатель. Как же так?

Сантилли по-прежнему делал вид, что работает, не замечая, стоящего за спиной принца. Тот что-то аккуратно положил на стол и, не говоря ни слова, вышел, тихо притворив дверь. Герцог видел, как Лас быстро спускается по лестнице вниз и садится в аэромашинку, на которых они ездили по огромному заводу. И катись!

Краем глаза уловив блеск, он повернул голову и увидел бриллиантовые сережки и цепочку, лежащие на краю стола. Свой давнишний подарок. Надо же, какие мы благородные! Сантилли зло смел их на пол, подхватился с кресла и заметался по комнате. Обиделся он, видите ли! Принцесска!

А через минуту пришел вызов от Мишеля.

«Наябедничал, — желчно подумал герцог, глядя на висящую в воздухе голограмму смеющегося маркиза, — бедненький наш».

Телефон продолжал настойчиво пиликать, и демон со злостью запустил им в стену, оборвав мелодию на полузвуке. А мысли упорно возвращались к одному и тому же: Лас среди розовых кустов целует ийет. Лас, его Лас! Мальчишке мало было друга, он решил собрать себе небольшой гаремчик. А теперь прикидывается невинной овцой! Дрянь! Сантилли от души ударил кулаками по столу, еле сдерживаясь, чтобы не сбросить на пол и чертежи.

Сзади с грохотом распахнулась дверь, и бледный Мишель застыл на пороге.

— Что еще? — рявкнул Сантилли, поворачиваясь вместе с креслом.

Оборотень смотрел на него глазами, полными отчаяния, слез и боли. И что там наплел ему наш милый ангелок?

— Ае умер, — дрожащими губами через силу проговорил Мишель, — А ты сидишь здесь и ничего не знаешь. Радуйся! Что не пляшешь?! — выкрикнул он и заплакал, неумело вытирая слезы рукавом.

Сантилли не помнил, как запрыгнул в аэромашинку. Голова еще работала, и он выбрал обратный маршрут. Маркиз мог приехать только ОТТУДА, оттуда, где сейчас Ласти. Только бы успеть! Следом выбежал Мишель, что-то крича, но ашурт его уже не слышал.