Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I

Освящения ещё не было, однако в боковые врата робко, но настойчиво просачивались прихожане, кланяясь образу небесного покровителя сего храма, святому Серафиму. Столик перед образом, написанным на высокой кипарисной доске — по греческим канонам, но одобренным и разрешённым Его Святейшеством — ломился от плодов. Был конец августа, зрел урожай в садах, и простые труженики, в простоте своей, угощали любимого святого всем, что имели.

Бенедикт приблизился — и обмер.

С кипарисной доски на него тепло засияли знакомые лазоревые очи.

Маленький сгорбленный старичок ласково улыбался бывшему рыцарю. И само собой прыгнуло со стола в руки новому епископу румянобокое крепкое яблоко. Такое же, что сейчас много лет спустя протянула ему… Анна?

А ведь она оговорилась вначале…

Он непременно должен узнать о ней всё.

— Так кто она? — с жадным любопытством спросил малыш.

— Герцогиня Эстрейская, — улыбнувшись, ответил его высокопреосвященство. — Не веришь? Я вот и сам поначалу не верил…

И с беспокойством наклонился к мальчику, разглядев не замеченное ранее алое пятно на самодельном бинте.

Вроде бы перелом был закрытый, крови на ребёнке не было…

Осенённый догадкой, вытащил из ножен в сапоге кинжал.

Так и есть. Вдоль кромки лезвия присохла узкая, еле заметная глазу полоска. Девочка всё же порезалась. Предупреждай — не предупреждай…

Он осторожно вернул оружие на место.

Иной раз кровь может рассказать о человеке куда больше, чем он сам. Над этим надо поработать. И если его догадка верна… Именно эта герцогиня нужна Галлии и её народу.

Братие! У нашего светлейшего герцога Жильберта Анри Рене де… ох, как бы не упустить титлы-то… де Бриссака де Фуа д'Эстре — ничего не забыл? — нашлась супруга. Прекрасная златокосая Анна, добродетелью и умом, кротостью и милосердием явившая пример того, какой должна быть жена — и не только сиятельного владыки, но и любого доброго христианина. Скромна без жеманства, величава без гордыни, умна… не по годам, н-да…

А я, грешный, болтлив не по уму, н-да. Простительно мне. Ибо, проговорив изначально и неоднократно всё, что в летопись собираюсь занести, имею в пустой голове ясный образ самой страницы, которую вскорости начну исписывать самым лучшим почерком своим, особо для духовных книг предназначенным. Ведь писание мое, братие, осуждено — не побоюсь громкого слова — на века и века храниться и ведать людям о том, что с нами, малыми и великими мира сего, происходило.

Ох, как страшно, братие… Не поймёте? Страшно, говорю, в вечность угодить. А ну, как ляпнешь какую глупость и осрамишься перед потомками… Вот потому, брат Тук, никакой кружечки, ни даже глоточка. Отпишусь — тогда можно. А то, не ровён час, буквицы перепутаю. Прошлый раз очень уж отец Михаил выговаривал: в двух местах у меня буква «пы» проскочила, как «пёс», а надо бы, как «псалом»… Вот ты — знающий человек, ты сразу понял, а какому-нибудь невежде и невдомёк, что альфа-вит для разных писаний свой: есть для возвышенного, духовного, весь из себя витиеватый, а для мирского — тот проще. Оттого-то мы, келари-летописы, и держим буквицы в уме под разными прозвищами, дабы не попутать. А я согрешил, проморгал, хоть, вроде и проспался хорошо после такой вот кружечки… Ну да, не одной, а что делать, коли вы, мои почитатели, ко мне тоже не по одному приходите, надо всех уважить. Так что, братие, не вводите во искушение. Трезов, как стёклышко, должен быть оный вечер и ещё суток трое, пока писание не закончу. Долго? А как же. Зато — на века…

…Вот оно как бывает, братие. Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Как только не хулили прекрасную Анну, ан что вышло — не она это, а змея подколодная, суккубица, врагами нашего герцога и славной Галлии подставленная. А настоящая, Богом предназначенная супруга, была ещё до обручения выкрадена… так я понял, брат Тук? Сперва думали — женился герцог на правильной, которую потом выкрали, а — нет, на неправильной, и оттого сам наш епископ послал запрос Папе Аврелию: как же так? Что же это? Неужто в самом Ватикане — враги и недруги? Ведь отправляли для разрешения на брак его светлости с племянницей барона де Бирса ткань с каплями крови невесты: как положено, пальчик пришлось уколоть в трёх местах да омочить в руде платок. Что, неужто кровь суккубы не распознали хвалёные эксперты? Это ж чистота династии под угрозой, или вовсе вымирание, чтобы не было больше герцогов д'Эстре на нашей земле. Кому-то пришло на ум — подменить результаты, сказать, что брак одобряется, и будет у герцога славное и обильное потомство ему под стать. А на деле — вот оно как… И не случайность это, ибо одновременно с одобрением брака гонец из Ватикана принёс мессиру Бенедикту послание, дабы тот срочно отъехал по высочайшему поручению. Оттого и венчал светлейшую чету какой-то пришлый епископ. Наш-то — змею подколодную враз опознал бы и не позволил сему грязному делу свершиться.

Оттого и выслал Аврелию нижайшую просьбу вместе с суровым требованием справедливости. Кровь новой невесты… Т-с-с, братие… не хуже моего знаете, что это секрет… Послал кровь не на платке, а на кинжале. Вот, мол разбирайтесь сами, как положено. Что это кровь самой Анны, в иной жизни, в плену, называемой Мартой и к этому имени привыкшей — я вам присягу даю. А что на лезвии — не обессудьте, платка под рукой не было. Но только так я вам скажу, братие, что Аврелий, честь ему и хвала, тоже не дур… ох, прости Господи… тоже великого ума человечище, и выводы сделает правильные. Не сделает — за Галлию может заговорить железо, вот что отец Бенедикт в уме держал.

Да, братие…

А у мальца-то нога срослась в считанные дни. Говорят, оттого, что капелька светлейшей крови на полотно попала, коим госпожа Март… Анна изволила пожертвовать, чтобы дитя перевязать, до чужих яблок охочее…

Н-да.

Водицы мне плесните, что ли, или взвару вишнёвого… Не могу молчать.

…Ну братие… Здоровье нашей светлейшей четы! За то, чтобы сладилось и у его Высокопреосвященства, да не подрался бы с Его Святейшеством, за то, чтобы сладилось у господина герцога с молодой супругой… тогда и всем нам будет хорошо, мир и процветание. Аминь. И спасибо, что хмельного не добавили, а то я шутки ваши давно изучил. Уважаете, значит… Ну, пошёл я на дело многотрудное и восхитительное. Молитесь за меня, молитесь, ибо чувствую я иногда, что после ваших воззваний словно Ангел Божий моею рукою водит… Вот теперь Аминь, братие.