Вероника Иванова - Право помнить (СИ) [Книга пишется, но главы уже хочется)]

ПРАВО ПОМНИТЬ

Пролог

Шеррит.

В его покоях пронзительно тихо. Так, что когда время сделает свой последний шаг, это отзовется громом. И будет дождь.

Я боюсь капелек соленой воды, обжигающих кожу, а потому украдкой касаюсь уголков глаз, чтобы приостановить бег ручейков до того, как они сорвутся с ресниц. Конечно, не успеваю. И мне становится стыдно, хотя знаю, что не услышу ни единого слова упрека. Но лучше бы... Лучше бы услышала.

- Тебе давно пора отдыхать. Что-то стряслось?

Его голос почти не потерял свою силу, лишь звучит немного глуше, чем прежде, словно гул далекой реки, сражающейся с порогами. А волнение в нем прежнее. Такое искреннее, что спешу оправдаться за свою прогулку в поздний час:

- Сон никак не приходит.

- Придет. Нужно только подумать о чем-то хорошем.

Да, так просто. Всего лишь. Но где же взять это хорошее? Разве только одно небольшое прикосновение...

- Не надо. Будет больно.

Знаю. И хотя это не та боль, которую невозможно вытерпеть, замираю на полушаге, потому что больно будет не мне одной. И наверное, мне - в самой меньшей степени.

- Я не могу заснуть.

Хочется вскрикнуть, а может, даже взвыть, но голос лишь предательски шепчет. Недостаточно громко, чтобы унести вместе со словами хотя бы частичку разрывающего меня отчаяния.

- Это пройдет.

Он не смотрит в мою сторону уже много месяцев. Отказался, когда зрение, его человеческое зрение начало ослабевать. Сказал, что хочет сохранить в памяти тот, первый образ, который увидел, а не мешанину Искр. Сказал, что от них глаза слепнут еще больше.

- Это нечестно!

Седая голова еле заметно кивает, а губы, которых я не могу сейчас видеть, наверняка улыбаются.

Он всегда улыбается. Даже когда впору лишь плакать.

- Но это было честнее многого другого.

Я все же делаю шаг. Совсем крохотный. И под ногой шуршит прах.

Разрушение здесь повсюду, не сдерживаемое никем и ничем. Потому что Мантии больше нет. Не знаю, чего ему это стоило, боюсь даже представить, но он не мог поступить иначе. Не захотел унести с собой за Порог еще одну душу, хотя я была бы только счастлива занять ее место и...

Уйти. Потому что тогда мы бы ушли рука об руку.

- Я вернусь.

Он говорит уверенно, и это пугает меня. Разве кто-то из драконов решится пройти путь, некогда выбранный Элрит? Не верю. Если даже я не нахожу в себе сил это сделать, то кто сможет?

- Доброй ночи, любовь моя.

Разве может быть добрым беспросветный мрак? Я хочу возразить, хочу расплакаться, хочу прижаться к груди, тепло которой уже почти не помнит моя кожа, но лишь покорно киваю и иду прочь, к двери, отделяющей смерть от жизни. А вслед мне тихо летят слова, и ноги норовят подкоситься, потому что в звуках его голоса ясно слышно чувство, опасное, как бездна, и столь же могущественное.

Чувство вины.

- Я всегда возвращаюсь.

Элрит.

Молчание тянется, как малиновый сироп с ложечки, которую Тилирит последнее время постоянно норовит забывать над чашкой. Густое настолько, что кажется: можно резать ножом. Но не бесконечное, к сожалению. А лучше бы оно длилось до тех пор, пока любые слова не исчезнут из памяти и говорить станет попросту невозможно.

Впрочем, вместе со ртами пришлось бы тогда приструнить и взгляды. Многоцветные, сильные, робкие, настойчивые, отстраненные и при этом все острые, норовящие уколоть, когда забываешь прикрыться щитом уверенности. А держать этот щит становится все труднее и труднее, как будто силы утекают вместе со струйками молчания.

- Это должно случиться.

Слава Повелительнице небес, хоть у кого-то хватило смелости подать голос! Хотя в прежней жизни я не жаловала Ларрона из Дома Ожидающих, сейчас расцеловала бы. В обе чешуйчатые щеки. Ну а теперь на тропу, куда ступила нога первого путника, ринутся все остальные. И первой будет...

- Это знает каждый из нас. Главное, что случится потом.

Танарит. Конечно же. Она и тогда успела стать первой, пока все раздумывали. Что ж, Созидающая уж точно знает, о чем говорит.

- Можно подумать, у нас есть выбор?

Этот прячется в тенях, и хотя голос знакомый, не могу вспомнить. Даже если воткну ногти в ладонь на всю их длину. Можно было предположить... Нет, нужно было. Но пока опыт не произведен хотя бы однократно, теории остаются всего лишь теориями.

Рождение моего мира произошло, но я не учла, что зачерпнуть силы удастся только у одного из родителей, а значит, времени на созидание уйдет куда больше, чем обычно. А главное, память тоже не будет торопиться с возвращением. Все мои знания и умения - рядом, я чувствую их, почти могу дотянуться, но каждый раз не хватает единственного шага. Да, он выглядит все короче, но как скоро я смогу его сделать? В любом случае, опоздание неизбежно.

- Сколько ему осталось?

Над Залом решений вновь нависает молчание. Что, неужели так трудно подсчитать? Или страшно?

Бояться давно уже поздно! Бренная жизнь Разрушителя заканчивается стремительно, ведь без помощи Мантии пустотой почти невозможно управлять. Почти.

Но он пока справляется. И наверное, эти усилия стоят ему нескольких лет жизни.

- Мы не вправе удерживать его перед Порогом.

О, слова не мальчика, но мужа, хотя и принадлежат совсем юной Преследующей. А впрочем, какая же она юная? Старше меня теперешней. Намного старше.

- Не вправе.

Зачем повторять? Возражений и так нет. А если бы и последовали, тогда... Тогда слово взяла бы я сама. И плевать, что на Совет меня пока допускают только в счет прежних заслуг.

- Не вправе...

Если раньше мне всегда хотелось назвать Зал решений Залом сомнений, потому что споры затягивались порой на целые эпохи, то сейчас впервые почувствовала: он все же добился своего.

Мой мальчик.

Мой отец.

Мы стали едины перед общей бедой, а не стараемся отсидеться каждый в своей норе. Но никому от этого не легче. И ему - в первую очередь. Хотя, вполне возможно, он как раз смотрит на наши метания и терзания с улыбкой.

- Не вправе...

Они соглашаются. Хор нестройный, но решительный. И кажется, один голос в нем звучит чуть громче остальных.

Голос рыжего-бесстыжего, как мне все время хочется его назвать. Прямо в глаза.

- Ну что, довольна?

Чем-то их улыбки похожи друг на друга. Да должны быть, все-таки, родня. И близкая. Куда уж ближе. Но если сын-отец всегда улыбается... еще совсем недавно улыбался понимающе, то в изгибе этих тонких губ прячется азарт. Лихорадочный. Опасный.

- Папеньку больше не станут мучить. Ты этого добивалась?

Я надеялась на отсрочку и получила ее, хотя не произнесла ни слова. Мне нужны годы. Два, пять, десять лет - неважно, только бы хватило. Хватило, чтобы снова стать взрослой и принять настоящее решение.