Анастасия Акулова - Я и прочая нечисть

Поэтому я осталась. Чтобы не чувствовать себя таким бесполезным балластом, беззастенчиво пользующимся чужой добротой, ничего при этом не отдавая взамен, я ломала саму себя. Вставала рано утром (из-за чего походила на ходячий труп, особенно поначалу – раньше ведь спала до обеда), и, быстро умывшись ледяной водой, шла в лес – хворост собирать, его всегда не хватало, по пути находя замёрзшие ягоды и всякие нужные травы, оживляя их с помощью магии. Всего этого нужно было много. Медлительная, как черепаха, я умудрялась на одно только это тратить полдня, и при этом выматываться так, что потом ни ног, ни рук не чувствовала.

Научилась растапливать баню. Вот уж никогда не думала, что придётся. Если честно, несмотря на то, что мама у меня русская, вначале вымоченные веники и парилка меня… настораживали. Но к чему только не привыкает человек…

Первый месяц меня до одури бесило всё: то, как трудно здесь даже элементарно развести огонь, то, что туалет здесь представляет собой… вобщем, сантехника мне только снилась. И много других мелочей. Но самым страшным испытанием стало приготовление пищи. Это почти сразу стало моей обязанностью, ибо, как девушка, я априори должна готовить неплохо. Пожалуй, на газовой плите я и смогла бы с грехом пополам сотворить яичницу, но…

Дедушка Светозар подрабатывал знахарем, люди с города и окрестных деревень шли к нему, зная, что тот поможет. Товарно-денежные отношения здесь ещё были неразвиты, в основном в ходу был обмен. Люди несли овощи, варенья-соленья, молоко, яйца, изредка – мясо, и всё в таком духе. Так что продуктов хватало. Проблема, причём очень большая, была в том, что печка – это не газовая плита, где всё можно отрегулировать и вовремя выключить. Теоритически-то я знаю, как, например, приготовить кашу, но поставить этот чугунок в печку, а потом вытаскивать с помощью этой тяжеленой специальной палки – истинное мучение. Недели две вся моя еда была то пересоленной, то подгорелой аж до черноты. Не могло не портить всё дело ещё и отсутствие сахара – его, кажется, вообще пока ещё на Руси не было, но его заменял мёд. Отвары на травах, кстати, получались очень вкусными, и были практически единственной радостью новой жизни. Но потом я немного приноровилась, и еда стала получаться вполне сносной. Чем не повод гордиться?

Ещё одним мучением стало рукоделие: прядение, вышивка, ткачество и вязание, необходимые здесь. В такие моменты я была счастлива, что, посещая мир за гранью (вне Эархона), ходила в художку, где на уроках прикладного искусства уяснила основы. Этого, конечно, всё равно было мало, так как, например, прясть в художке не учили, потому дедушка Светозар, решив, что всё это последствия моей потери памяти, сам научил меня прясть. Ужасно скучное занятие, но я всё выполняла беспрекословно, безропотно, потому что чувствовала себя виноватой и вообще приживалой. Да уж, непривычное чувство для принцессы. Но оно немного притуплялось тем, что дедушка Светозар отнёсся ко мне практически как к дочери. Я старалась всё делать, как надо. Жить хочется. Притом жить хорошо.

Лишь один раз за два месяца мы с дедушкой Светозаром выбрались в город, на ярмарку. Древний Новгород был примерно таким, каким я могла бы представить его раньше, читая учебники истории: большой, многолюдный, деревянный. Как для древнего города, он показался мне довольно ухоженным на фоне рассказов о нечистоплотности раннего средневековья.

На ярмарке мы весьма и весьма удачно продали мою дорогую даже по меркам двадцать первого века шубу, да так, что хватило не только на куда более дешёвый, но не менее тёплый заячий тулуп, а ещё и на одежду, соответствующую этому времени, вместо моей «чуднОй». И на продукты.

Оказалось, что даже речь людей я понимала не так уж плохо только при помощи интуитивной магии… м-дя.

«Каждый волхв обладает особыми тайными знаниями, – поведал мне как-то вечером дедушка Светозар, после посещения очередного пациента, когда я опять пряла, – И каждый из нас должен сыскать приемника одарённого. Давно забрала моего сына мать сыра земля, в бою полёг. И дару у него не было. Коль случилось так, что оказалась ты здесь, Огнеслава, может, ученицей моей станешь?». Я была только «за».

Задумываясь о причинах моего попаданчества, я всё время мысленно натыкалась на воспоминание о той женщине, с длинной русой косой. Как баба яга, я в своё время с интересом изучала не только историю родины моей матери, но и мифологию, начиная с древности. И всё время проскальзывала в голове шальная мысль, что странная незнакомка и её слова, вроде «запутала нити твоей судьбы…», подходят под описание одной из богинь – Мокоши, главного женского божества у славян. Но что, что я, чёрт возьми, должна сделать? Какой такой узел распутать? Как?!

Так подошёл к концу второй месяц здесь. Близился Сухий*.

От автора:

Сухий – Март.

Весна, так любимая мною ранее, встретила новыми хлопотами. Как только в конце Сухия* начал таять снег, на улице и в самой избе стало сыро, крыша протекала, посему убираться и мыть полы приходилось вдвое чаще. Порадовало то, что весна всё-таки выдалась тёплой, и уже в середине Березозола* не приходилось таскать из лесного ручья воду в корыто, чтобы постираться. Хотя один чёрт, вода постоянно нужна – попить, помыться-умыться, полить цветы-овощи, да в запасе оставить.

Научилась варить мыло из жира какого-то животного, с добавлением травяного и цветочного отвара. Получалось, конечно, не ахти, в сравнении с гигиеническими средствами родного двадцать первого века, но уже что-то. Отстирывало и отмывало хорошо, значит, годно.

Я всё ещё постоянно уставала и замерзала, часто болело всё тело с непривычки, но жаловаться не приходилось. А хотелось, очень хотелось. Но совесть не позволяла. Я не идеал и со мной бывало сложно, но быть благодарной я умею.

Как же здорово здесь празднуют масленицу! Кажется, в конце Сухия. Тогда я упросила волхва отпустить меня в город, чтобы посмотреть, да и, что уж там, поучаствовать в шумных гуляниях. чучело Масленицы, что является отголоском архаичного умирающего и воскресающего божества. Как я уже знала, чучело Масленицы представлялось людям средоточием плодородия и плодовитости, и ритуалы его проводов должны были сообщить это плодородие земле: пепел от чучела, или само растерзанное чучело, раскидывали по полям. В городе на центральной площади раздавались блины, пышки и калачи. Дети, закутанные, как капусты в сто одёжек, бегали, смеясь, катались на санках, играли в догонялки и в снежки – снег, тогда ещё не растаявший, был самым подходящим для этой забавы. Но особенно уделяли внимание нам, молодым и незамужним: «столбы» – смотры молодожёнов, «гостевания», катания с гор и на упряжках, шуточные преследования холостых и другое. Не то, чтобы мне вдруг захотелось найти мужа, но было очень весело – народ смеялся до колик и радовался наступающей весне, и это было поистине заразно. Несмотря на то, что для меня всё это дремучая древность, эти люди, этот народ – вернее, народы, так как в гулянии принимали участие не только русские – мне понравились. Здесь можно кричать и смеяться, не скрываясь за масками. Вобщем, выгодно отличалось от моей прошлой жизни, загнанной в строгие рамки. Не думала, что скажу это, но… Боже, неужели мне здесь нравится?!