Карен Монинг - Рожденные лихорадкой (ЛП)

Я повернула голову влево так сильно, насколько это было возможно.

— Шазам реальный? На самом деле, по-настоящему реальный ? — спросила я.

— Он капризный, пушистый коалокотомедведь. Я нашла его в свой первый год Зазеркалья.

Я открыла рот, закрыла его. Задумалась о том, насколько чётко и убедительно прозвучало то, что она только что сказала. Неужели она говорит правду? Или она настолько раздвоена, что теперь, когда Риодан выпотрошил её бред, она внушила себе, что бросила его?

— Коалокотомедведь, который разговаривает и прячется в воздухе? — в конце концов спросила я.

— Мак, перестань так много думать. Не удивительно, что он хочет поработать над твоим мозгом. Ты же постоянно ведешь внутренний диалог.

Меня это взбесило.

— Не будь стервой.

Я-то знаю, почему думаю так много; мне всю жизнь приходилось фильтровать мысли двух полноценных личностей, живущих внутри меня, при том что я и не подозревала о наличии второй: пятьдесят тысяч лет жизни, запечатлённых в памяти тёмного короля, вертелось в моём подсознании, навязывая мне кошмары о ледяных местах, обрывках песен, абсолютно бессмысленных желаниях. Я таила эмоции, которые никак не могла связать с событиями, происходившими в моей жизни. Мне всё казалось подозрительным, и не удивительно, ведь половина из этого мне не принадлежала. И я чертовски хорошо справлялась, лавируя между своим и чужим.

Она повторила:

— Он реальный. Ты должна мне поверить. Это часть обещания, которое ты дала мне.

— Ты не была всё время одна? — мне очень хотелось в это верить. Мне была ненавистна мысль о том, что пять с половиной лет ей пришлось отбиваться от врагов в полном одиночестве.

— Нет. Ну, кроме тех случаев, когда он исчезал. И он невероятен в битве. Ну, пока сосредоточен, и пока с ним не случается очередной приступ пессимизма. Он ненавидит одиночество. И вот он снова один, — мягко добавила она: — Он меня любит. Он этого никогда не говорил, но я это знаю. Он это подразумевает, когда говорит, что видит меня. И я не могу подвести его. Не могу его бросить. Ты должна сказать ему, что видишь его, договорились? Просто продолжай говорить воздуху, что видишь его. Он явится. И если я не смогу, Мак, ты должна любить его. Обещай, что будешь о нём заботиться.

Я попыталась осмыслить то, что она мне сказала. Хотелось верить, что всё это правда, что она не сломалась и не сошла с ума. Что она на самом деле потеряла кого-то, и это её убивало. И это настолько её опустошило, что она представляла себе его в виде набивной игрушки. У неё были чувства, и при том глубокие. И мне внезапно стало очень хорошо. Реальный Шазам или нет, а Дэни чувствовала себя любимой и любила в ответ.

— С твоим сердцем, дорогая, всё в полном порядке, — мягко сказала я.

— Оно разбито, — прошептала она. — Я не могу жить без Шазама. Не знаю как.

Господи, мне знакомо это чувство! Сестра, родители, любимый, животное. Не важно, кому вы отдаёте свою беззаветную любовь, если у вас отнять её объект, это ранит до глубины души. Хуже всего запахи — они подкрадываются исподтишка, снова окуная в пучину горя. Аромат персиково-сливочных свечей. Её любимый дезодорант. Её подушка дома. Запах книжного магазина вечером, когда я думала, что Бэрронс умер. Когда сильно любишь, жить без них не можешь. Куда ни глянь, гнетущее отсутствие того, что у тебя когда-то было, и что ты утратил навсегда. Жизнь становится до ужаса пустой, и в то же время переполненной болью, всё не так, всё ранит.

Внезапно вдалеке раздался бряцающий звук, и я судорожно вдохнула.

— Он приближается, — прошептала она.

— А теперь ты пообещай мне кое-что, — прошептала я.

— Всё что угодно, — поклялась она.

— Если у тебя появится шанс сбежать, если ты внезапно освободишься, беги без оглядки, не думая обо мне.

— Всё что угодно, кроме этого, Мак.

— Я пообещала тебе, чёрт возьми, — зашипела я. — А теперь, ты пообещай мне, искренне. Если у тебя появится шанс сбежать, не смотри на меня и убегай со всех сил.

— Я больше не убегаю.

— Пообещай мне. Ну же.

Она продолжала молчать. Раздавался лишь скрежет и грохот приближения нашего потенциального мучителя.

— Quid pro quo [59] , или я тоже не сдержу своего обещания, — припугнула я. — Я не стану спасать Шазама, если выберусь отсюда.

— Обещания, данные под принуждением, не действительны, Мак. И ты это знаешь.

— Пожалуйста, — мягко попросила я. — Мои действия окажутся тщетными, если что-то пойдёт не так, и мы обе умрём. Одна из нас должна отсюда выбраться.

Она ничего не отвечала некоторое время, а затем натянуто произнесла:

— Я обещаю сделать то, что посчитаю правильным.

Я тихо рассмеялась. А вот и Дэни. Не Джада. И мне этого достаточно, ведь я знаю Дэни: любой ценой выжить.

Я услышала скрежет металла и поняла, что у нас мало времени. Закрыв глаза, я прыгнула с разгона в своё чёрное озеро.

— Что ты творишь, Мак? — резко спросила она, больше не пытаясь быть тихой. И я поняла почему. Звуки, оглашающие приближение Чистильщика, были зловещими. Он больше не семенил. Он шел резво и целеустремлённо. Наши «операции» должны были вот-вот начаться. Не зависимо от того в сознании мы или нет.

— То, что должна была сделать, когда ты прыгнула в то зеркало, — ответила я. — Нужно верить и в хорошую магию.

Она молчала, словно собиралась с мыслями. И в конце концов просто сказала:

— Я не хочу потерять и тебя.

— А я думала, что не нравлюсь тебе, — напомнила я. Стрекот нарастал. И шелест. Я поплыла быстрее, фокусируясь на луче золотистого света, прорезающим мутные воды.

— Не всегда нравишься, — раздраженно сказала она. — Но мы…

— Сёстры? — спросила я, проворно выныривая в тёмной пещере. Она пошла за мной следом. Выглянула в окно, поняла, что я в беде, отбросила то, ради чего встала с постели — спасение Шазама? — и пошла за мной .

— Горошинки. В стручке. Хорошо подумай, что бы ты там ни делала.

Горошинками в Мега-стручке когда-то называла она нас. Моё сердце наполнилось любовью так, что стало больно.

— Я и думаю.

— И знай, что я тебя прикрою.

— А я тебя, детка, — беспечно произнесла я. Но мне пришлось перекрикивать дребезжащее приближение Чистильщика.

— Я уже не ребёнок.

— Кому как не нам это знать, — сухо сказала я. Я рванула в пещеру — ослепительно сияющую черную камеру, где хранится невероятная сила, страх перед которой парализовал меня слишком долго.

Всё, хватит.

Я понятия не имела, какое из трёх моих предположений верно, и больше меня это не волновало. Единственное, чего я хотела, чтобы Дэни жила. Продолжала любить. Спасла Шазама, если он на самом деле реальный, росла и заводила любовников, вновь обрела способность восхищаться и чувствовать свободу, и чтобы её сердце исцелилось.