Карен Монинг - В огненном плену

А с Бэрронсом я сейчас даже не разговариваю.

Мама и папа узнáют о том, что я скрывала от них месяцами. Одна дочь мертва, другая проклята…

Рычащие полосы ускоряются, мечутся то туда, то сюда. Бригитт врезается в стену, и я вздрагиваю, невольно испытывая сочувствие. Мои кости уже начали срастаться. Бригитт не обладает таким же даром.

Даром? Долгая жизнь может быть использована против меня, как это было с сыном Бэрронса. А чтобы влиять на свое окружение, Круус должен находиться в сознании в каменной пещере глубоко под землей, он должен чувствовать, что его тело заморожено, а сам он в ловушке. И минуты кажутся ему часами? Круус бессмертен. Считает ли он секунды, отмеряя адскую вечность?

«Скоро узнáешь», — шелково шепчет «Синсар Дабх».

«Как и ты».

«Борись, дура безмозглая».

«И ты».

Я мысленно впиваюсь каблуками в почву, решившись переждать, делаю ставку на свою человечность, противопоставляя ее психопатии Книги, надеясь на то, что ее инстинкт самосохранения включится раньше моего, пусть на секунду, но раньше.

«Вынуди меня, милая, и тебе это не понравится».

Понравится больше, чем если я убью этих людей. Они уже считают меня врагом. Если я выпущу «Синсар Дабх» и уничтожу этих женщин, чтобы освободиться, я докажу, что я враг всем оставшимся в живых. Включая себя. Остальные обитатели аббатства придут за мной с оружием, и по уважительной причине. Но я этого даже не узнáю. Я стану книжным червем, закрытым под переплетом безумной книги-маньячки, я буду беспомощно наблюдать со страниц собственной жизни, словно написанных кем-то другим, как я совершаю мерзости, которые могут погубить даже святую душу.

Бригитт внезапно появляется и падает на пол кучкой избитой плоти. Я изучаю движущиеся кляксы и делаю вывод, что камни теперь у Джейды и она пытается их разместить.

Пока сражающиеся носятся по комнате, как маленькие торнадо, мебель разлетается, лампы переворачиваются, лампочки бьются. Внушительный кабинет Ровены превращается в мешанину поломанной мебели и уничтоженного декора.

Меня внезапно пронзает разрядом энергии, и я вздрагиваю. Это ощущение мне знакомо. В ту ночь, когда мы запирали «Синсар Дабх», мне пришлось потянуться обеими руками в сгенерированное камнями поле, чтобы убрать с обложки алые руны, и я почувствовала себя сонной, меня затошнило. Тогда я заключила, что это было еще одно проявление моих ши -видящих чувств. Теперь я понимаю, как мне повезло, что мы закрыли барьерами Книгу на алтаре. Если бы я действительно вошла в энергетическое поле той ночью, то оказалась бы в ловушке без выхода, как и «Синсар Дабх» .

В восточном конце кабинета, под стеной, мерцает и становится ярче черно-синяя линия. Два камня соединились. Они вспыхивают и начинают испускать пронзительный звон.

Если предположить, что Бэрронс и Риодан победят Джейду и оставшиеся два камня не встанут на места, если предположить, что я не ощущаю, как пробуждается к жизни третий камень, и у меня самой не появляются внезапно психопатические тенденции, — куда я отсюда направлюсь?

Уйду с Бэрронсом и позволю ему защищать меня? Я не могу защитить себя сама. Я не могу использовать копье без уверенности в том, что не убью снова. Я не могу перегнать Джейду. Моя беспомощность меня бесит. Боже, как она меня бесит!

Звезда прошлого сезона канула в небытие. О да, я чувствую себя невидимой.

Я снова вздрагиваю.

Третий камень только что соединился с первыми двумя, и я вижу, как по периметру северной стены аббатства формируется вторая линия.

Если последний камень встанет на место, возникнут еще две черно-синие линии на южной и восточной стене, окружив меня, заперев в жутком стазисе, как Крууса, и оставив в сознании. Ши -видящие соберут камни, расположат их ближе ко мне, как мы сделали с Книгой, а затем отнесут меня вниз, глубоко под землю, а я ненавижу подземелья. И не нужно никаких алых рун, чтобы запечатать обложку моей Книги, мое тело для нее достаточно надежный замóк. Никто не может распахнуть мою кожу и приступить к чтению. Сияющие барьеры и руны на высоких стенах пещеры объединят свое поле с камнями, усилят его.

Я буду лежать на каменной плите, смотреть в высокий потолок над головой (если только, добавив к травмам оскорбление, меня не уложат лицом вниз, боже, вот это будет отвратно), я застыну в живом параличе, как заклятая Спящая Красавица в ожидании поцелуя Принца (главное, чтобы это был не Круус!).

И я действительно готова позволить им меня заточить? Стать героиней Диснея, даже не попытавшись себя спасти?

«Признать превосходство противника? — поддразнивает меня «Синсар Дабх». — Остаться лежать на полу и даже не попытаться дать отпор? Что это за жизнь? Сейчас или никогда, моя милая».

Впервые с того момента, как я устояла перед искушением взять у нее заклятие и освободить сына Бэрронса, я всерьез задумываюсь о том, чтобы открыть проклятую Книгу и сделать все, что потребуется, чтобы выйти отсюда живой. Но на этот раз в моей голове нет Бэрронса, готового предложить опору и совет.

На этот раз я одна сталкиваюсь с величайшей проверкой за двадцать три года моей жизни. Что я готова сделать, чтобы выжить? Какую цену согласна заплатить?

«Зло — это не состояние бытия, — сказал мне когда-то Бэрронс. — Это выбор».

Жизнь проносится перед моими глазами: кем я была, кем стала, кем могу стать. Смогу ли я примириться с собой, если однажды сумею выкарабкаться из передряги и вернуть себе контроль над ситуацией. На моей совести жертвы, пепел, в котором я могу себя обнаружить… Я помню, как Книга убивала на улицах Дублина, я помню Зверя, которым она становилась, выворачиваясь наизнанку, — ужасающе мощного даже в аморфной форме.

Мое тело даст ему материальное воплощение. Почти бессмертное материальное воплощение.

Ставки просты: я или мир.

Сможет ли Бэрронс спасти меня, если я позволю ши -видящим меня поймать? Будет ли Бэрронс меня спасать?

Странное спокойствие охватывает меня, когда я понимаю, что это не важно.

В конечном счете мы сами выбираем себе эпитафию.

Каждый миг каждого дня, когда мы решаем, какие действия будут определять нашу суть — по крайней мере так мне когда-то сказал мудрец, который был достаточно глуп, чтобы украсть мое воспоминание, — все сводится к тому, с чем мы можем жить и без чего не можем.

Я не смогу жить, будучи женщиной, которая освободила «Синсар Дабх» ради спасения собственной задницы; которая в процессе убила неизвестно сколько людей и еще убьет неизвестно сколько, прежде чем ее остановят. Нет, это не будет начертано на моей урне. Никаких могил, я не собираюсь оказаться под землей на чертову вечность. А если у меня будет урна с прахом, то надпись на ней я выберу сама.