Лесса Каури - Фаэрверн навсегда (СИ)

На рассвете третьего дня я проснулась с твердым намерением ехать, невзирая на слабость.

— Ты уверена? — только и спросил он, когда я озвучила свои планы. И едва я кивнула, молча отправился запрягать лошадей.

Я уже вышла из дома, когда следом за мной бросилась женщина в одной ночной рубахе. Рыдая, упала на землю, обнимая мои ноги и пытаясь целовать сапоги. Сейчас, когда отеки с ее лица спали, я, наконец, узнала родную сестру одной из наших монахинь, которая иногда приезжала навещать ее. Даже имя вспомнилось — Селестина.

— Встань, Селестина, — я взяла ее за плечи и крепко встряхнула, — не позорь меня перед людьми!

— Какой позор, тэна? — воскликнула она. — Вы спасли моего сына! Спасли от такого, от чего не спасают!

— Волею Великой Матери твой сын жив, — грустно улыбнулась я, — благодари ее!

Развернулась и пошла к лошади. Что я могла еще сказать ей?

Вскочила в седло, пустила вороного рысью. И скоро уже дом, да и вся деревенька скрылись за поворотом дороги.

Ховенталь располагался на пологом склоне горы, что сказалось на его архитектуре. Ступенчатые террасы, на которых притулились разноцветные дома и домишки с зелеными черепичными крышами, спускались к подножию горы, к почти круглому озеру, чьи берега густо заросли, и где всегда водилось видимо-невидимо всякой живности. В детстве я с мальчишками из Сонного квартала ловила здесь водяных крыс, которых мы потом продавали за гроши беднякам на шапки. Шапки, кстати, из крыс получались отменные!

Сердце сжалось. Мэтресса Клавдия утверждала, будто прошлое имеет обыкновение возвращаться, и вопрос лишь в том, какие выводы вы сделаете, встретив его лицом к лицу и переосмыслив. Выходит, она была права… Все это время я скучала по отцу, хотя и злилась на него за то, что он пытался со свойственной ему жесткой волей вмешаться в мою жизнь, отобрать мою любовь и свободу. Впрочем, ‘любовь’ отпала сама, едва осознала, что родительское благословение и доходы мне не светят. Но свобода осталась. И ей я не собиралась делиться ни с кем!

— Чего ты застыла? — поравнявшись со мной, удивился Викер. — Не знаешь, что делать дальше?

Мне даже не пришло в голову разыскивать в нотках его голоса иронию. Не тот он был человек, этот прямой, как сармато, Воин Света. Их таких получаются самые свирепые фанатики, ибо они свято верят в то, чему их научили.

Я посмотрела в невыразимо синие серьезные глаза.

— Пришла пора прощаться, Викер! Я знаю, что делать дальше. Ты, видимо, тоже!

Он качнул головой. Натянул поводья гнедого, чуявшего жилье.

— Уговор был другим, Тами! Ты помогаешь мне, а я — тебе!

— Я думала, ты обрадуешься возможности расстаться со мной! — искренне удивилась я.

— Я тоже так думал! — буркнул он, помрачнев, и пустил коня вскачь.

Последовала за ним, зашептала молитву Великой Матери. Просила себе терпения, а ему — вразумления.

Подъезжая к городским воротам мы, не сговариваясь, натянули капюшоны плащей. Сармато висел у меня на боку, скрытый его полой, а в мече с потертой кожаной рукоятью никто не опознал бы меч паладина.

— Где сейчас отряд? — спросила я спутника. — Куда они повезли награбленное?

Он вскинулся. Слово задело его. Однако промолчал, лишь указал на северо-восток, где возвышался над городом Тризан — город-храм Первосвященника Единого бога. Государство в государстве, не дворец и не крепость, не район и не лабиринт, а все вместе.

— Придется где-то оставить коней, — пояснил Викер. — Конным в Тризан путь заказан!

— Следуй за мной, — не вдаваясь в подробности, сказала я, и повернула вороного в противоположную от Тризана сторону — в Сонный квартал.

Название свое этот район столицы получил за ленивое спокойствие, царящее на улицах днем. Здесь все казались немного не выспавшимися, вежливыми и тихими. Причина была проста — Сонный квартал бодрствовал ночью. И тогда обывателю не стоило ходить его улицами и заглядывать в его окна. Здесь обретались самые известные разбойники и воры, шлюхи и ростовщики, правители, или, как их называли ‘папы’ преступного мира. И самым главным из них был мой отец, Стамислав Камиди, или, по-свойски, Стам Могильщик. Кличку свою отец получил заслуженно, пройдя путь от наёмного убийцы до короля преступного мира столицы.

— Плохое место! — только и заметил Викер, едва мы оказались на улицах квартала.

Я кинула на него короткий взгляд и ничего не ответила. Прошлое вставало перед глазами, здесь каждый закоулок, поворот или лавочка были полны ими. Сейчас-то, насмотревшись за эти десять лет на разные семьи, я понимала, что мое детство было счастливым, и отец любил меня… как умел. Мне бы немного мудрости тогда, десять лет назад, а ему — терпения попытаться объяснить мне происходящее другими словами, не приказным тоном, руганью и криками. Говорят, будто прошлое не вернешь, и это правда! Потому что оно возвращается только по собственному желанию!

Когда она так смотрела на него, Викеру хотелось её придушить. Он не понимал этот взгляд — сумрачный, уходящий вглубь себя, не враждебный, но неприятный. Будто она осмеливалась смотреть на него с вершины — прожитых лет, опыта… Однако он знал, что старше и опытнее — интуиция не подводила в таких делах.

О Сонном квартале паладин был наслышан. Самому не доводилось здесь бывать — что делать потомку семейства ар Нирнов в богом забытом месте, где собирается всякий сброд? И сейчас с интересом оглядывался, ощущая разочарование. Район казался самым обычным — пыльные улицы, окна, плотно занавешенные шторами, хозяйки с корзинами, спешащие на рынок, босоногие мальчишки, стайками пробегающие мимо. Да, здесь было грязнее, чем в других кварталах города, ну так и народ тут жил более бедный. Ни кровавых разборок на улицах, ни продажных девок в закоулках, призывно улыбающихся накрашенным ртами и выставляющих напоказ сомнительные прелести, ни караульных, гоняющихся за преступниками. Городские патрули за время пути не встретились вообще ни разу!

Рыжая спешилась у какого-то трактира с покосившейся вывеской, слов на которой разобрать было невозможно — так её загадили голуби, рядком сидящие поверху.

Из дверей на звук бряцающей сбруи выглянул мальчишка, она поманила его пальцем, вручила монетку и приказала сторожить лошадей. Обернулась к Викеру. Выражение её лица показалось ему напряжённым, и он невольно насторожился, привычно положил ладонь на рукоять меча.

— Идём со мной! Не стоит оставаться здесь одному…

— Я могу за себя постоять! — усмехнулся Викер, многозначительно качнув клинок на поясе.

— Это не поможет! — криво улыбнулась она и толкнула дверь.

Народу внутри было немного — человек пять. Сидели за разными столиками смирно над кружками с пивом, размышляли о чём-то с одинаковыми выражениями на лицах. Викер ощутил холодок, пробравшийся по позвоночнику под волосы на затылке. Неспроста они здесь сидели…