Ярослава А. - Отпусти меня [СИ]

Он не заставил себя ждать и без лишних реверансов, как человек, который привык ценить свое время, он положим передо мной тонкую папку с документами.

— Что это? — недоуменно уставилась на него я.

— Документы, изъятые в ходе проверки.

Чуть подрагивающими от нехорошего предчувствия руками я открыла папку и стала внимательно просматривать пожелтевшие от времени листы бумаги.

Это были документы восьмилетней давности. Причем они были явно составлены мной. Я узнавала в них свой стиль. Это были документы на тендеры. Из памяти уже наглухо истерлись события тех лет и я, просмотрев всю папку до конца, непонимающе уставилась на собеседника. Хоть убейте, но я не могла вспомнить, что же могло в них быть противоправного.

— Переверните страницу в начало, — подсказал мужчина, ясно забавляясь моей растерянностью. — Вы готовили этот пакет документов, заведомо зная о его недостоверности. Более того, подделали справки, что бы получить обещанное от руководства вознаграждение, — он наклонился над столом и чуть тише произнес. — Знаете, Мария Викторовна, какая это статья Уголовного Кодекса?

— С чего вы решили, что справки дела я? — сказала я, внимательно рассматривая копии документов. — Это не входило в мои обязанности.

— У нас есть свидетельские показания, а также документы, подтверждающие денежные выплаты на вашу фамилию.

Кажется, я начинала догадываться — чьи именно это были показания и откуда взялись эти документы.

Достав из сумочки телефон и с трудом попадая от охватившей меня паники на кнопки, набрала Вере Ивановне. Телефон оказался отключен.

Осознание, как жестоко меня подставили, накатило удушливой волной.

Блядь! Это же какой тварью надо быть, чтобы так подставить ни в чем не повинного человека?!

Мысли с лихорадочной скоростью сменяли друг друга и я, зарывшись рукой в свои волосы, отчаянно пыталась успокоиться и хоть как-то их систематизировать, чтобы понять, как быть в такой щекотливой ситуации.

Подняла глаза на мужчину, вальяжно откинувшегося на спинку стула напротив, и меня передернуло от жадного блеска в его глазах. Господин Синюгин явно получал удовольствие от моей паники. Правильно. Ведь паника жертвы это его хлеб. Деньги, которые он надеялся выжать при помощи злосчастных бумажек, которые словно немой приговор, лежали между нами на белоснежной скатерти.

Впервые в жизни мне хотелось послать человека всеми известными мне матами. Я смотрела в лицо этой продажной падле и тихо зверела от ярости.

Нельзя.

Ярость сейчас совершенно бесполезная эмоция.

Думай, Маша. Думай.

Понятно, что если бы делу уже дали ход, то я сейчас сидела не в уютном кафе, а на жестком стуле в кабинете следователя.

Дрожащей рукой я закрываю папку и передаю ее обратно мужчине со словами:

— И что дальше?

Он сложно ждал этого вопроса. Выражение его лица моментально меняется на сочувственное.

— Мария, вы должны понять, что, прежде всего, я хочу вам помочь. Вы молодой перспективный специалист. И мне бы искренне не хотелось разрушить вашу жизнь, вешая такие нелицеприятные ярлыки, как судимость. Вы были очень молоды, неопытны и не думаю, что в полной мере осознавали свои действия.

Ах, как же он сладко поет. Так и хочется плюнуть в рожу.

Вместо этого глухо сглатываю и смущенно опускаю глаза.

— Вы поможете мне?

Мужчина расплывается почти в отеческой улыбке и протягивает мне небольшой бумажный квадратик.

Беру его трясущейся рукой и переворачиваю.

Ну, ни фига себе он оценивает свою помощь!

— У меня нет такой суммы, — глухо выдыхаю я, чувствуя, как приступ удушья сжимает горло.

Господин Синюгин, ничуть не расстроившись от этого известия, деловито прибирает документы в кожаный портфель и говорит:

— Мария, вы же умная девушка. Придумайте что-нибудь.

Он поднимается из-за стола и заботливо интересуется:

— Что же вы кофе не пьете? Остыл уже, — улыбается и добавляет. — Вы не забыли сохранить мой номер?

— Не забыла, — сквозь зубы цежу я, борясь с желанием запустить в мужчину нетронутый кофе.

— Вот и славненько. До встречи.

Он уходит, оставляя меня раздавленную, оглушенную и еще не до конца понимающую, как такое вообще могло произойти со мной.

Когда эмоции немного улеглись, стало приходить понимание, что все это какая-то подстава. Причем целенаправленная.

Как могли всплыть документы восьмилетней давности? Да они уже должны были сто раз покрыться пылью и плесенью в архивах, а, может, даже уничтожены за ненадобностью.

Да, офис был осажен различными проверками, но они проверяли только последние три года, и соответственно найти что-то на меня было невозможно, поскольку я последние три года не работала.

Более того, проверяющие органы относились к нам очень лояльно и приходили больше для галочки. А все, потому что Владимир Иванович очень тесно дружил с влиятельными людьми при погонах. Даже если предположить что органы и могли найти эти документы в ходе проверки, то дело это должно было быть замято еще на стадии снятия ксерокопий с этих пресловутых справок.

Значит ли это, что начальник все знал и не захотел вступиться за меня?

А, может, он сам отнес эти документы следствию?

Но, зачем?

Попробовала еще набрать Вере Ивановне. Безрезультатно.

Некоторое время я неподвижно сидела на стуле, автоматически отпивая маленькими глотками отвратительно холодный кофе, и невидящим взглядом наблюдала за снующими по улице прохожими.

Зачем? Зачем ему это все нужно?

Я раз за разом задаю себе этот вопрос, не находя ответ.

Говорил, что любит. Разве так поступают любящие?

Усмехаюсь собственным мыслям.

Как странно получается: я пытаюсь перевернуть эту страницу своей жизни, забыть о ней, вычеркнуть из памяти, а она словно в отместку еще больше затягивает.

Прямо злой рок какой-то.

Снова беру в руки телефон, и моя отрешенность сменяется злой, практически яростной решимостью.

Есть только один способ узнать, зачем меня подставили: спросить у начальника лично, глядя ему в глаза.

Ищу в списке контактов нужный номер. Как хорошо, что я его все же записала.

Набираю.

— Витя? Привет. Извини, что беспокою.

На мгновение задерживаю дыхание и, пересиливая себя, говорю:

— Вить, мне очень нужна твоя помощь…

Время перевалило за обед, когда я приехала в поселок. Владимир Иванович жил в элитном пригороде города и огромном особняке.

За каким чертом я сюда примчалась?

За ответами.

За справедливостью.

За правдой.

Потому что, если он будет лгать мне в глаза — я пойму это.

Что делать с этой правдой потом я еще пока не знала. Но обязательно придумаю позже, когда концентрация адреналина в крови снизится до минимума и позволит думать более трезво, переставая подливать бензин в адское пламя злости.