Элла Хэйс - Замуж со второй попытки

Кормак исподтишка наблюдал за Миллой. Он знал, что ей нелегко было взобраться на вершину горы, и восхищался силой ее духа. Милла, казалось, целиком была поглощена рисованием. Наверное, в этот момент она была счастлива.

Кормак обвел взглядом окрестности и поймал себя на том, что невольно ищет: не притаились ли среди камней вражеские солдаты. Он опустил голову на руки и напомнил себе, что здесь нет врагов — только воспоминания.

В последний раз он был здесь с вдовой Дункана, Эммой, чтобы развеять пепел друга среди этих гор. Дункан тоже любил это место. В детстве они часто приходили сюда с родителями на пикники, а когда стали подростками, тайком попивали тут виски из фляжки, которую втихаря наполняли из графина отца Кормака. Спиртное развязывало им языки, но друзья и так никогда ничего не скрывали друг от друга. Именно тогда Кормак узнал, чего хотел Дункан…

Когда Милла наконец подняла глаза от альбома, она удивилась, увидев, что Кормак смотрит на нее.

— Что вы видите в этих скалах? — спросил он.

— Я вижу святилище — безопасное место, где можно спрятаться или укрыться. Я вижу историю — я чувствую силу, сотворившую эти камни. В трещинах и расселинах я вижу течение времени. Здесь присутствует богатая мозаика текстуры и цвета, которую я могу преувеличить до дерзкой абстракции… А что видите вы?

Кормак поднялся на ноги и потер затылок.

— Я вижу камни. Нам нужно идти.

Он протянул руку и помог Милле подняться.

Не удержавшись от желания, чтобы последнее слово осталось за ней, она добавила:

— Вы всегда можете увидеть больше, если захотите. Вам просто нужно открыть глаза пошире — вот и все.

Подъехав к коттеджу, Кормак помог Милле выйти из машины и проводил до двери.

— Вы по‑прежнему хотите остаться здесь?

— Да. Думаю, так будет лучше… Я хочу сказать, что мне нужно сосредоточиться на своей работе.

Он отступил назад.

— Я привезу ваши вещи из дома чуть позже, а заодно проверю, все ли у вас в порядке. — Кормак сунул руки в карманы. — У вас есть еда?

Милла улыбнулась.

— Да. Со мной все будет хорошо.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Кормак!

Он повернулся.

— Пожалуйста, поблагодарите вашу семью от моего имени за гостеприимство. Вы им объясните, почему я предпочитаю жить в коттедже?

— Конечно. Вы забываете, что мой дедушка был художником — они к этому привыкли.

Милла улыбнулась.

— И спасибо вам за все. Вы были очень… — она замолчала, не сумев подобрать нужных слов.

— И вы тоже были очень… — усмехнулся он в ответ.

Кормак обвел взглядом студию на случай, если он что‑то пропустил, но Милла за время своего пребывания в Калькаррон‑Хаус использовала только несколько страниц в одном из альбомов для рисования, который оставила открытым на столе.

Кормак всмотрелся в незаконченный набросок лица мужчины. Глаза этого человека, несомненно, были полны задумчивости и печали — должно быть, это один из тех урбанистических портретов, о которых говорила Милла. Он провел пальцем по конверту, который держал в руках, а затем сунул его в альбом.

В студию вошла Рози, неся сумку и куртку Миллы.

— Это было несложно. Она даже не распаковала свои вещи.

— Ну, она ведь не собиралась оставаться тут надолго.

Кормак потянулся к сумке, но Рози остановила брата:

— Подожди секунду. Я хочу поговорить с тобой.

У него в голове прозвенел тревожный звонок.

— О чем?

— Ты только не ощетинивайся сразу, но вчера вечером за ужином я не могла не заметить, как ты смотришь на Миллу.

— Ты навоображала себе невесть что…

— Вовсе нет. Ты ведь мой брат, и я вижу тебя насквозь.

— Ради бога…

— Хватит меня перебивать! Я пытаюсь тебе кое‑что сказать.

Кормак знал, что Рози не отстанет от него, пока не выскажется.

— Ладно. Говори.

Он сложил руки на груди.

Рози подошла к книжному шкафу и взяла с полки снимок в серебряной рамке, который Кормак сразу узнал.

— Мне нравится это фото тебя и Дункана. Здесь ты выглядишь таким счастливым.

Кормак почувствовал, как сжалось сердце.

— К чему ты клонишь?

Рози поставила рамку обратно в шкаф.

— Больше всего на свете я хочу, чтобы ты снова был счастлив. Я хочу, чтобы рядом со мной был мой брат, а не эта тень, в которую ты превратился. Милла хорошая, но она кажется такой…

— Какой?

— Хрупкой. Не могу утверждать точно, но мне кажется, что именно в такую девушку ты мог бы влюбиться…

— С чего ты взяла? — с раздражением ответил Кормак. — Я не собираюсь ни в кого влюбляться, ты же знаешь. Если я и засматриваюсь на нее, то лишь потому, что она красивая — вот и все. — Он взял сумку и подошел к двери. — Мне нужно отвезти ее вещи. Увидимся позже.

Милла скрестила руки и окинула взглядом эскиз, над которым трудилась. Пол вокруг нее был усеян листами с другими набросками, на которых она пыталась запечатлеть скалы и небо. Обычно Милла редко пользовалась для рисования углем, но его резкие темные штрихи очень хорошо подходили для того, чтобы передать суровую красоту того уголка природы, который так любил Кормак.

Она приступила к новому наброску, но тут раздался громкий стук в дверь. Милла вспомнила, что Кормак обещал вернуться с ее вещами. Милла пригладила волосы и похромала к двери студии, но Кормак вошел сам, не дожидаясь, когда ему откроют. При виде него Милла почувствовала уже привычный трепет и прилив крови к щекам.

Чтобы скрыть свое смятение, она с ходу перешла в наступление.

— Я не слышала, как вы вошли в дом. Вы случайно не служили в спецподразделении?

Кормак криво улыбнулся.

— Я ведь постучал. Что касается спецподразделения. А вы сами, случайно, не оттуда? — Должно быть, Милла выглядела озадаченной, потому что он добавил: — Не хотите взглянуть на себя в зеркало?

Она посмотрела на свои руки и жилет.

— Я что, измазалась углем?

— Похоже, да. — Кормак подошел ближе и указал на сумку в руке. — Я привез ваши вещи, а в машине лежит альбом для рисования, который вы использовали в студии Калькаррон‑Хаус. Я не знал, понадобится он вам или нет…

Милла почувствовала легкую тревогу, вспомнив, что ее последний набросок в этом альбоме изображал…

— Вы заглядывали в него?

— Он лежал открытым. Я увидел пару грустных глаз.

Это был лишь незаконченный набросок, и Милле оставалось надеяться, что Кормак не узнает в нем себя.

Она отступила назад.

— Вы правы насчет грустных глаз. Я рада, что вернулась к пейзажам. — Милла улыбнулась, стараясь говорить беззаботным тоном. — Несмотря на это, я хотела бы, если возможно, сохранить этот альбом на память… Пойду умоюсь.

В ванной Милла посмотрела на свое отражение и рассмеялась. Она так перемазалась углем, что и в самом деле напоминала замаскировавшегося морского пехотинца в ходе секретной операции. В крошечной раковине отмыть такое не получится. Милла быстро приняла душ, надела чистые джинсы и блузку. Расчесав волосы, она попыталась собрать их в пучок. Руки не слушались. Перед глазами стояло лицо Кормака. Милла сделала глубокий вдох и заставила свои пальцы скрепить волосы заколкой.